Вечером ко мне зашел Георгий Александрович. Был спокоен, но торжественней обычного.
– Ныне в Думе заседаем. Собираются все партии.
– Ну, что же дальше?
Он пожал плечами.
– Монархия, по-видимому, пала. Что же будет? Там посмотрим… Во всяком случае, мы с вами – я не раз уж это говорил – попали в бучу величайшую…
Все это волновало. Мне хотелось соскочить, куда-то побежать, узнать скорее, что и как. Но не ушла. Чтобы развлечься, села за рояль и напевала. Ночью спала плохо. Слышался какой-то грохот, будто батареи пролетают – или так казалось? И Маркел не выходил из головы.
На другой день, чуть позавтракав, помчалась я на Знаменку. Полусотня казаков прошла Арбатом, на рысях, по-вчерашнему тепло и солнечно, и воробьи тучей беснуются на пологой крыше церкви. У колонн знакомых соскочила я с извозчика, привычно, торопливо в вестибюль вошла. Да, очень странно. Взвод юнкеров, с винтовками наперевес, занимал лестницу. Высокий рыжеватый офицер в походном снаряжении, при шашке и револьвере, загородил дорогу.
– Нельзя, сегодня нет приема.
– Как нет, нынче среда.
– Сегодня нет приема, повторяю вам.
Я стала было бунтовать. Но поняла, что ничего мне не добиться. А сидеть покойно не могла. Выйдя, с тротуара противоположного рассматривала окна второй, нашей роты. Юнкера томились за двойными стеклами, и сразу видно было, что у них неладно. Меня узнали, замахали и кричали. Как тут быть? Хотелось что-нибудь проведать о Маркеле, и ему дать о себе весть.
В это время – я впервые видела – разбрасывая грязь, весь ощетиненный штыками и под красным флагом прокатил Знаменкою грузовик. Папахи и шинели рваные кричали с него и махали красными флажками в окна александровцам. Я тотчас же решилась, волна меня подхватила, переулками я побежала к Думе. «Все разузнаю, все, как следует…»
На углу Воздвиженки и Шереметевского мне попалась странная толпа – солдаты и фабричные, мальчишки, несколько баб вели городовых в черных шинелях, с сорванными погонами.
– Это, брат, тебе не царский прижим!
– Теперича власть народная! Безо всяких управимся.
– Довольно нам на головы помои лили, пора и рот раскрыть.
На Тверской народу было еще больше, магазины быстро закрывались. Появились молодые люди – гимназисты и студенты, со значками.
– Граждане, не толпитесь, сходите на тротуары.
Улица, действительно, была нужна. Сверху, от губернаторского дома на рысях сходила батарея. Орудия поклевывали носом. Грохотали ящики зарядные.
– Ура! – закричали в толпе. – Ходынка тронулась. Первая запасная артиллерийская!
