Полковник погрозил наганом, – и лицо спряталось.
– Неприятная частность, но, в общем, успех громадный! Все неспособное к жизни нового духа – отвеется… Останутся совершенные, которые пойдут… до конца! Стойте… он… опять это он, несчастный… – тревожно вдруг зашептал полковник, прислушиваясь, и его лицо посерело. – Умейте владеть собой… это он… слишком резко воспринимает идею… односторонне… ищет убить… Зверя! Начитался этого Апокалипсиса и… извращает мою систему… Придется положить из нагана…
Он поправил в нагане, – поставил «огонь», должно быть. Я схватил его за руку…
– Полковник…
Полковник рванулся, обжег глазами… и я услыхал режущий холодком, подкрадывающийся голосок за кустами:
– Могу по-брить… могу по-брить…… – и мелко-сыпучую, равнодушную, гнусную брань-бормотанье.
От этого мертвого голоска и равнодушной брани веяло жутким до тошноты: неотвратимым, постыдным.
К нам подбирался тропкой коротконогий, большеголовый, с водяночным лицом-волдырем и выкатившимися пустыми глазами. Глазастый нарыв какой-то. Он приседал, кривлялся, сыпал мелко похабной бранью, а глаза были неподвижны, как выпуклые стекляшки. Подкрадывался к нам с бритвой, с жестом привычного парикмахера.
– Дойду, достигну в душу… – через зубы, как сонный, сыпал-цедил волдырь.
Полковник заметался на месте, размахивая наганом:
– Скажите ему «мерси»! – в панике зашептал полковник. – Мешает… распугал всех… унес у этого негодяя… Галь-ске… тот раз… не могут отнять бритву…
– Могу по-брить… могу по-брить…….. – подкрадывался волдырь, водя по воздуху, как бы поддерживая двумя пальцами чей-то подбородок, а другой рукой, крадучись, подводил бритву.
Я отступил перед этим мертвым лицом в усмешке, перед слепою смертью. Она вежливо и упрямо искала жертву, – слепо и гнусно-вежливо… Позади меня шарахнулся казначей и упал со стоном в крапиву, – я слышал, не сводя глаз с поблескивающей холодком бритвы.
– Мерси!., мерси!!. – закричал я, стыдясь мучительно беспомощности ли своей или подлой насмешки над человеком…
Это было магическое слово, это «мерси»! Слово великой силы! Оно – творило! поставило, как бы, стену! Волдырь ткнулся об эту стену, подался, его синие губы раздвинулись в улыбку, в улыбку черепа, и… он присел, вытянув ногу назад, делая как бы реверанс.
– Не стоит благодарности из такой малости…
Он произнес это очень значительно, как Великий Жрец, Понтифекс Максимус, поклонился галантно, как парикмахер, и, стыдливо запахивая полы халата, задом ушел в кусты.
