.
А вот и Москва: «В России опять голод местами, а Москва живет, ездит машинами, зияет пустырями, сияет Кузнецким, Петровкой и Тверской, где цены не пугают <…> гладкое хайло – новую буржуазию». «Нэп жиреет и ширится, бухнет, собирает золото про запас, блядлив, и пуглив, и нахален, когда можно»[4].
Что же касается основного сюжета рассказа, то только на первый взгляд он весьма далек от реальности. Это – изобретение (в числе других названий – «Последняя система») сумасшедшего полковника: волны лунного света способны нейтрализовать силу черных волн «радиокрови»; и бунт в сумасшедшем доме. Критика сразу отметила перекличку с известным рассказом Э. По «Система доктора Смоля и профессора Перро». Но отметила она и другое – злободневность сего безумного изобретения. Р. Киплинг писал Шмелеву: «One begins though it to comprehend in some small measure the deeps though which your land is passing»[5]. A.B. Амфитеатров, анализируя ситуацию в Советской России, сравнил Ленина с сумасшедшим полковником и заметил, что все ЧК заражено массовым безумием[6].
Нам, однако, кажется, что здесь не все так однозначно. Слишком уж симпатичен рассказчику сумасшедший полковник, слишком неприятны подчеркнуто здоровые люди. Не есть ли борьба лунных лучей с «радиокровью» – отражение борьбы белых и красных в общем безумии гражданской войны? Шмелев естественно должен был прибегнуть к аллегории: он писал рассказ в России и для России, и впервые «Это было» печаталось в московском литературно-художественном сборнике «Недра» (1923. № 1).
Следующие произведения из настоящего тома созданы уже в эмиграции. Только «Музыкальное утро» (впервые: Звено. 1923. 19 февр. № 3) набрасывалось еще в Крыму: в отделе рукописей РГБ хранится вариант рассказа с датой: «2 окт. 1920», заголовком «Колыбельная песня. Музыкальное утро» и подзаголовком «Будущим гражданам детям». Начало, сюжет, порядок следования эпизодов, портреты героев (их только зовут по-другому: сероглазый Сергей, кареглазый Левка), тексты песен в этой рукописи – те же. Но – меньше географических названий, политических примет времени, имен собственных (нет указаний мест, куда заходили двое, не называется Гуляй-поле, столица махновцев), нет разговоров с дрогалем и Гель-брасом. Это тоже понятно: рассказ писался в весьма смутное время, перед эвакуацией белых из Крыма (описана зима 1919/20 года, когда морозы доходили до – 22°), при живом еще сыне Сергее: отсюда более мягкий тон и светлые краски «Музыкального утра».
