— А ты постой. Правильный ты парень, таких теперь редко встретишь. Тебе с нами не интересно, и это хорошо. Но за то, что ты по-человечески с нами повел себя сегодня, за то тебе большое человеческое спасибо. И хочу, Никита, за простоту и человечность твою подарить тебе одну штуку из прошлого, которая пролежала в этом доме в деревянных перекрытиях гораздо дольше, чем я здесь жил.
Карандыч с ловкостью обезьяны залез на табурет и начал рыться на антресолях. Спустился вниз с чем-то, обернутым в ветхозаветные материи. Спустился и вручил Никите.
— Вот, бери. Это дневник одного стоящего человека. Он погиб давным-давно. Я читал эту тетрадку и понял, что для того, у которого сил хватит и на приключения, и на путешествия, она в самый раз. Вручаю ее тебе и рекомендую прочитать внимательно. Очень внимательно. Потому что твоя фамилия Корнилов.
Никита развернул тряпье, похожее на застиранные фланелевые портянки, и увидел средней толщины тетрадь в плотной синей кожаной обложке. Он открыл ее. Строчки хорошо читались, но он не мог разобрать ни одной. Пьяные глаза разбегались в разные стороны. Буквы прыгали, наталкиваясь одна на другую, и пытались бежать. Никита закрыл тетрадь:
— Зачем мне это барахло? Какие приключения? О чем ты говоришь? С меня хватит приключений с путешествиями!
Карандыч качнулся, пьяно вдохнул-выдохнул и попытался сформулировать:
— А ты почитай ее, почитай…
Никита уже был сильно пьян, но сверток взял. Промычал что-то неопределенное и вышел. Еле спустился вниз по лестнице, качаясь во все стороны, задевая все и вся и мараясь обо все, что можно. Сначала не понял, где находится, и долго стоял, пытаясь прислониться к тонкой гнущейся рябине, и в забытьи терял равновесие, потом сориентировался и пошел по направлению к дому.
Никита проснулся рано утром на полу в своей прихожей в полном обмундировании. От холода он укрылся половиком. На груди лежала тетрадь в кожаной синей обложке. Прошлая ночь мгновенно восстановилась в оперативной памяти мозга, но картинки слегка дергались. Не вставая с коврика в прихожей, Никита снял с вешалки кожаную куртку, подложил ее себе под голову и открыл тетрадь. Выцветшие строчки больше не прыгали.
30 сентября 1919 года. Курск. Несколько месяцев я не был на фронте, лежал в госпитале в Екатерино-даре, где был потерян мой прежний дневник. Потом был в отпуску в Ольгинской. Сейчас снова в строю и готов драться.
Полк мой — Третий Марковский — собран из вернувшихся после излечения офицеров, таких, как я, и молодых необстрелянных юношей. Собрали нас на основе 9-й роты Первого офицерского генерала Маркова полка. Еще находясь в госпитале, я узнал о формировании Второго Марковского, а возвращаясь из отпуска на передовую, получил назначение в Третий Марковский.
