— Напоминаю, удобства на улице или, если уж невтерпеж, в квартирах этажом ниже, — сказал Карандыч, обращаясь больше к соратникам, нежели к Никите.
Быстро накрыли стол, нарезали колбасу, ветчину, сыр и хлеб, открыли банки с маринованными огурцами, кабачковой и баклажанной икрой. Почистили пару больших селедок. Ты-рич с гордостью лично вскрыл три банки шпрот, украденные сверх данных денег Карандыч подмигнул Никите. Сели и разлили водку по чистым стаканам. Чтобы их помыть, Тырич специально украл маленькую бутылочку минеральной воды без газа. Хозяин предложил Никите сказать первый тост и тот, неожиданно для себя, согласился. Он сказал просто:
— За то, чтобы всем нам было куда вернуться. И неважно, когда.
Общество оценило и выпило, не закусывая. Потом следовал тост за тостом. За победу советской власти, за одновременное исчезновение всех покрышек на всех милицейских колесах, за один час пропавших продавцов и охранников во всех продуктовых магазинах. Тырич так прямо и сказал:
— Да. Я думаю, что мы всего за один час обеспечили бы себя жратвой и выпивкой и после никого бы не беспокоили, и проблема бездомных в Москве была бы решена на один год точно.
Карандыч заметил, что Тырич утопист. И Тырич ответил, что учителю рисования, конечно, виднее. Поймав Никитин взгляд, Карандыч пояснил:
— Был учителем геометрии и, по совместительству, рисования. Потому и кличка Карандыч, от слова карандаш. Ты, Никита, не удивляйся нашим нравам. Вот смотри, Викторыч, — он указал на одного из не обозначенных ранее, — бывший прапорщик Советской армии, тоже жизнь скрутила, вертану-ла и обрушила. Тебя-то тоже не пожалела. Сам-то среди нас не боишься оказаться? Убогих и сирых?
Никита утвердительно и пьяно мотнул головой:
— Боюсь.
— Так ты не бойся. Ты не окажешься, не тот ты человек. Ты волк, только книжек много ненужных прочитал, потому и мучаешься. Ты и на войну поперся, чтобы доказать не кому — нибудь что-нибудь, а себе одному, без свидетелей, весь смысл жизни без остатка. Найти и доказать. Нашел?
Никита честно признался, что так все и было, но ни смысла, ни правды он там не нашел. И себе ничего не доказал, что всего обиднее.
Про последнего члена компании Карандыч рассказал, что он такой бомж, что на него пробы ставить некуда, и вообще, пошел он к черту. Ни биографии у него, ни желания жить. Козел пролетарский.
— Карандыч, х-х-х-хороший ты человек, но скучно мне с вами, пойду я, — изрядно выпивший Никита привстал, с трудом опираясь на стол.
