— А, сука!.. — Ник увидел раскаленное яростью лицо особиста. В руках он сжимал автомат. — Это тебя они освобождать пришли?.. Получай!..
Он вскинул оружие, но в этот момент здоровенный немец, рванув голову особиста сзади за волосы, располосовал ему горло саперным тесаком.
Бой продолжался, но, судя по всему, остатки партизанского отряда были оттеснены в глубь островка и отбивались там из последних сил. Наконец слитно грянуло несколько взрывов, и все стихло, если не считать надсадного рычания танкового мотора. «Взорвали себя гранатами, чтобы не сдаваться», — догадался Честер.
Он с трудом, шатаясь, поднялся на ноги. Выглядел Ник не лучшим образом — здоровенная ссадина, перевязанная женщиной еще ночью, снова начала кровоточить.
Тот самый немец, который убил особиста, заметил Ника, с озабоченным видом ткнул в него пальцем и что-то сказал. Именно «что-то», потому что фраза прозвучала не по-немецки, а на каком-то языке, которого Ник не знал.
К нему приблизился рослый, красивый белокурый парень, еще тяжело дышащий после боя. Судя по всему, одежду он не менял уже несколько недель. Немецкий китель был разодран в нескольких местах, испачкан кровью и грязью. На кителе — невероятно замусоленная черно-красная ленточка Железного креста 2-го класса. На плечах у парня болталось несколько советских автоматов ППШ и ППД — видимо, он подобрал их на поле боя.
— Герр обер-лейтенант? — устало спросил он по-немецки, но не так, как говорят немцы, а с явным акцентом.
— Обер-лейтенант Вильгельм Раух, — ответил Ник, следуя легенде. — С кем имею честь?
— Ваффен-оберштурмфюрер дер СС Янис Карклиньш, — так же устало назвался парень. — 15-я гренадерская латышская дивизия войск СС. Я вижу, вам здорово досталось от сталинских палачей? Сильно ранены?..
Ник попытался сообразить, что это за народ такой — латыши, и почему они воюют за немцев, не вспомнил и ответил:
— Война есть война… Спасибо вам за спасение, оберштурмфюрер! Без вас я бы пропал.
— Не стоит благодарности. Ближайшая дорога была заминирована этими скотами. Мы двинули наугад и вышли прямо на их логово.
Латыш ухмыльнулся краем рта и махнул рукой на самоходку:
— К сожалению, из транспорта можем предоставить вам только вот этот лимузин. Рекомендую ехать на броне, внутри можно свихнуться от жары.
— А куда вы направляетесь?
— В Минск, — пожал плечами латышский эсэсовец. — Куда же еще?
Пока солдаты латышской дивизии СС копали могилу и хоронили своих убитых, Карклиньш коротко рассказал Честеру о том, что его часть была спешно переброшена сначала под Невель, потом Витебск, но уже на следующий день была почти полностью разгромлена. Пока есть приказ отходить на Минск. Говорил Карклиньш медленно, тяжело, с большими паузами, а произнося слово «приказ», как-то странно усмехнулся. Видно было, что он до смерти измотан войной.
