Какое-то время они стояли, молча, обнявшись, затем Ангелика взяла Леопольдо за руку и повела в залу. Они опустились на диван, при этом Леопольдо не переставал ощущать волнение в груди. Появился страх, просочился в сознание, точно как вожделение минуты назад и заставил тревожиться сердце. Плохое предчувствие не покидало Леопольдо. Мысли наподобие: "Мне все это не нравится", и "Она как будто решила со мной расстаться" вороньей стаей принялись носиться из одного закутка сознания в другой, сосредоточив на себе все внимание Леопольдо.
– Я не говорила тебе, – начала Ангелика, сверля взглядом темный экран телевизора напротив, – не хотела тебя расстраивать раньше времени, – но о своем увольнении я знала давно. Не знаю, правда это или нет, но поговаривают, что лично к моему увольнению приложила руку синьора Витале, – Ангелика посмотрела на Леопольдо и положила палец на его губы, заметив, что тот порывается что-то сказать, по всей видимости, что-то в защиту матери, – дай мне договорить, пожалуйста… Но если это и так, то я совершенно не в обиде на твою мать. Я верю в то, что, что ни происходит, все к лучшему… Помнишь, как-то я тебе говорила о том, что раньше думала о возвращении в Милан и… – девушка не договорила, так как Леопольдо вскочил на ноги и принялся ходить по комнате.
– Я так и знал! Так и знал! – кричал он, то и дело стреляя в Ангелику глазами, которые в эти мгновения ничего не выражали кроме злости вперемешку с болью и страхом быть брошенным. – Ты решила уехать на Север! Мать была права – ты карьеристка! Только о себе думаешь! А мне как быть?! Обо мне, конечно же, ты не подумала! Ты решила растоптать нашу любовь и все ради чего?! Ради карьеры?!
Леопольдо ходил по зале, размахивая руками и пыхтя то ли от страха, то ли от негодования. Сейчас он был похож на обиженного маленького мальчика, у которого забрали любимую игрушку, обещали вернуть, но так и не вернули.
– Cretino! Stupido![39] – повторял Леопольдо, наяривая круги по комнате. – Влюбился как мальчишка… Только о себе думаешь. Только о себе.
Ангелика опустила голову, свела руки на коленях и молчала, ожидая, когда Леопольдо успокоится. Видя, что тот и не думает утихомириваться, девушка подняла голову, посмотрела на Леопольдо и тихим, но твердым голосом произнесла:
– Леопольдо, не веди себя как ребенок. Успокойся, иди, сядь возле меня и дай мне договорить, иначе ты можешь сказать такое, о чем потом будешь сожалеть до конца жизни.
