Потом взошло солнце, и раздался звонок. Я выглянула в окно из — за занавески и увидела Еву. У нее было блюдо с печеньем. Я догадалась, что это за печенье. Злополучные «Масляные шарики». Обсыпанные сахарной пудрой. (У меня тоже был вечером порыв насчет пудры.) Но мысль о сладости из Евиных рук привела меня в напряженное и обидчивое состояние, и я опустила занавеску, и забралась обратно в постель, и свернулась калачиком, и не открыла.
Днем я разговаривала с ней по телефону и соврала.
— Дорогуша, — сказала Ева, — я тебе очень долго звонила.
— Я спала, — сказала я, — я приняла снотворное.
— Я тебя понимаю.
Разумеется, ничего она не понимала. Это я точно знаю. Я и сама — то себя в тот момент с трудом понимала.
— Я приносила тебе печенье, — сказала она.
— Очень жаль, не довелось мне его отведать.
— Я положила его в сумку и сунула в почтовый ящик, — сказала она.
— Я его достану, — сказала я.
— Бедный, бедный Карл. — Она заплакала.
— Ну не плачь, — сказала я, пожалуй, чересчур резко. Но Ева даже не заметила.
— Теперь мы обе осиротели, — сказала она.
— Пойду — ка я заберу печенье, а то еще почтальон решит, что это ему, — сказала я и положила трубку.
Но это были не «Масляные шарики». Я вынула печенье из ящика, оно было круглое и красное и немножко слипшееся. Ева экспериментировала. Я раскрыла сумку, и от запаха — сладкого и пьянящего — у меня закружилась голова. Оно предназначалось Вольфу. И Карлу, которого еще даже не успели похоронить, оно бы тоже понравилось. Я представила себе, как он облизывает липкие пальцы. Я застегнула сумку на молнию, и занесла печенье в дом, и нажала носком на педаль своего цинкового мусорного бачка, и печенье исчезло в нем, и крышка с лязгом захлопнулась.
Я встала посередине кухни и вдруг заметила, что тяжело дышу. Как я проживу оставшуюся жизнь? Это был насущный вопрос. Но ответа на него у меня не было, и я боролась с другим вопросом: как я прожила всю свою жизнь? Я стояла, задыхаясь, посреди кухни и слышала только собственное дыхание. Я не слышала тиканья часов. На улице ветер качал деревья и обязательно должен был греметь в водосточной трубе, но я и этого не слышала. Я слышала только свое собственное дыхание. И несмотря на то что «Держите меня крепче» все еще циркулировало по моим венам, я вынуждена была испечь печенье.
Что — нибудь простенькое. Обычное шоколадное. Вязкое. Люблю я его пережевывать. И я резво направилась к шкафам и вытащила все необходимое для теста: овсяную крупу, муку, пекарский порошок, пищевую соду, соль, несоленое масло, яйца, ваниль, корицу, молочношоколадную крошку, сахарный песок, коричневый сахар. И «Криско». Налью побольше «Криско». Когда я была маленькой, мне всегда хотелось, чтобы печенье долго жевалось, и в этом отношении я так и не повзрослела.
