Боялся ли я умереть? О, я жаждал жить! Страстное желание одного порождало панический страх перед другим. Не раз потом прокручивал я в уме ту ситуацию — и холодный, смертельный ужас железными тисками сковывал моё сердце. Представить себе иной, слишком реальный в тот момент, исход было для меня самой страшной пыткой.
Боюсь ли я смерти сейчас? Ответ на этот вопрос можно дать, лишь ответив на другой: жажду ли я жить?
Не знаю. Тогда знал, а сейчас… Жизнь в мире объектов более не представляет для меня интереса, она обесценилась, развеялась, словно дым, стала пустым местом. И тем притягательней стала для меня иная жизнь — жизнь в мире сновидений. Как соотносится эта иная жизнь со смертью? Не родные ли они сестры?
Сон, если верить Шопенгауэру, есть часть смерти. Кто-то (не помню, кто именно; да это и не важно) добавляет: сон — это репетиция смерти. И тот и другой бесконечно далеки от истины, ибо не поняли ни природы смерти, ни тем более природы сна.
Сон — это изначально данная человеку форма жизни, но форма не единственная, поскольку имеется и иная форма — явь. Эту форму (сон) человек наполняет реальным содержанием — сновидениями, которые творит, пребывая в состоянии сна. Таким образом, если сон есть форма жизни, то сновидения — сама жизнь.
Никаких родственных отношений между сном и смертью нет и быть не может, ибо, во-первых, смерть есть отрицание жизни, в какой бы форме эта жизнь не была явлена, и во-вторых, смерть не имеет протяжённости во времени, она — всего лишь миг, рубеж, Рубикон, качественный скачок, определяющий переход человеческого индивидуума как элемента внешнего мира объективной реальности из сферы бытия в сферу — небытия? инобытия? Вопрос, который человечество пытается разрешить не одну тысячу лет.
…смерть сама по себе никак не связана
с внежизненной областью, ибо дверь есть
лишь выход из дома, а не часть его
окрестности, какой является дерево или холм. ( 10 )
Точка зрения примитивных материалистов на проблему смерти и посмертного существования давно уже казалась мне неприемлемой в силу своей полнейшей безысходности и тупиковости; казалось, ещё шаг по тому пути — и мы попадём в царство абсурда Альбера Камю. Ни в материалистическом подходе, ни в атеистически-экзистенциальном истины я для себя не открыл. Кто-то, возможно, скажет, что в своих изысканиях я руководствуюсь предвзятостью и предубеждённостью, а моя точка зрения целиком опирается на пустую иллюзию. Стоит ли спорить? Возможен ли здесь вообще рациональный подход и логически обоснованные доводы? Я знаю то, что я знаю, моё знание сродни знанию верующего о существовании Бога, и никакие логические выкладки, никакие доводы рассудка не смогут опровергнуть это знание. «Есть Бог в нас, значит он есть», — говорит Владимир Соловьёв. Знание о Боге есть результат истинной веры — точно так же моё знание о смерти есть результат высшей интуиции.
