Он протянул слуге початую канистру, из которой только что пил сам. Вислоухий сильно передёрнулся и жадно приник к горлышку.
— Всё, кажется отпустило, — переведя дыхание, пробормотал он.
— Тогда идём! — приказал Голан.
Они покинули Камеру Жизни, даже не потрудившись запереть за собой дверь. Солнечный свет ударил им в лица.
— Уже утро? — удивился Вислоухий. Он был зелен, грязен и жалок.
— Ну и рожа у тебя, Тень, — брезгливо поморщился Голан.
— У тебя не лучше, мой король.
Монарх развернулся и хлёстко двинул Вислоухого по жирной морде. Тот перекувырнулся в воздухе и отлетел шагов на десять.
— Ты что, взбесился, Голан? — обиделся Вислоухий, с трудом поднимаясь на ноги и потирая ушибленный нос.
— Впредь воздержись от подобных высказываний в адрес своего Повелителя, — нравоучительно, без злости, заметил монарх. — Не забывай, что ты — всего лишь моя Тень.
— Прости, мой Повелитель.
— То-то же. Веди меня в Камеру Смерти.
— В Камеру Смерти?!
— Я не повторяю дважды, — чётко отрезал Голан, и единственный глаз его налился гневом.
— Да, мой Повелитель. В Камеру Смерти.
И снова начались скитания по безлюдному Дворцу Каземата. Наконец они достигли цели.
В противоположность Камере Жизни, Камера Смерти представляла собой высокое круглое помещение, у стен которого размещались всевозможные орудия убийства, порой хитроумные, сложные и замысловатые, но в основном здесь были собраны тонкие металлические спицы различной длины, которыми палачи обычно пользовались, приводя смертные приговоры в исполнение.
Широко расставив ноги и выпятив брюхо, Голан стоял посреди зала и мрачно усмехался, а из-за его плеча, ёжась и икая, испуганно выглядывал Вислоухий.
— Уйдём отсюда, Голан, — блеял слуга.
— Сократись, смерд, — бросил Голан и шагнул вперёд. Взгляд его упал на длинную острую титановую спицу, пожалуй, самую длинную и самую острую из всех здесь имеющихся. Монарх с благоговением взял её в руки и со знанием дела пощупал остриё. Солнечный блик отразился на одной из её граней.
— Это как раз то, что мне нужно.
— Что? — не расслышал Вислоухий.
Голан резко повернулся и приставил остриё спицы к тугому пузу слуги. Тот побледнел и в страхе закатил единственный глаз.
— Боишься? — ласково спросил Голан и скривился в усмешке. — Это хорошо, что боишься. Ты и должен бояться, и ты, и вся эта пугливая мразь — на то я и монарх, Верховный Правитель мира.
Он отвёл спицу в сторону.
— Ох, и напугал ты меня, Голан, — судорожно вздохнул Вислоухий, не в силах оторвать взгляда от титанового острия.
