— Как насчет того отеля? — спросила она.
— Какого отеля?
За выпивку придется заплатить втридорога, и ветерка не будет и в помине, зато из ресторана отеля открывается прекрасный вид на Центральный парк. Это лучше, чем ждать под жидким светом ламп в магазинчике, пока им сделают сэндвичи. А поесть они и потом успеют.
Идти было недалеко. Они поднялись на лифте наверх. Стойка регистрации, как и ресторан, находилась на тридцать пятом этаже. Дежурные оформляли постояльцев тихо и торопливо, словно билетеры в театре, где уже началось первое действие спектакля. Парк за окном разделился на две половины: его западная часть утонула в тени высоких зданий, а деревья по другую сторону теневой границы стояли, облитые светом. Взъерошенная ветерком, их листва казалась скорее серебристой, чем зеленой.
Сначала им пришлось посидеть у стойки. Потом официантка пригласила их за столик. Заняв места в разбитом на ярусы зале, они повернулись к нему спиной, точно в парижском кафе, и принялись смотреть, как тень поглощает оставшиеся деревья. Ночь наступала неспешно и величаво.
В подземке все еще стояла зима: из туннелей налетали знойные порывы, потом вдруг зябко тянуло противоестественной стужей, воняли горелым скрежещущие тормоза. Но ветерок? Всему чистому и хрупкому, в том числе и весне, было сюда не пробраться. Даже в вагоне они дышали воздухом прошлого века. На полу белели соляные разводы. Скоро зима сменится адом — в метро только два сезона.
Поезд подходил к станции. Пассажиры встали со своих мест и столпились у серебристых дверей. Они ждали и ждали. Наконец двери раскрылись, освободив этих счастливцев, а срок ее заключения еще не истек. Прошли мимо люди из передних вагонов, и вот платформа опустела, однако двери так и не закрылись. Измученный поезд словно дышал, втягивая в себя воздух и выпуская его обратно. Время текло бессмысленно. Затем механический голос произнес: «Леди и джентльмены, мы ожидаем разрешения диспетчера». Нелепый маленький божок, играющий рычажками. Так было все время — станция за станцией, и на каждом перегоне сводящая с ума дерготня.
Послышалось предупредительное звяканье, но ничего не произошло — двери стояли раскрытые, и поезд не трогался с места. Она отодвинулась на самый край сиденья, он видел только ее профиль. Медленно и раздельно она произнесла:
— Я скорее покончу с собой, чем пойду сегодня в кино.
Он поднял брови, как будто сидел за своим рабочим столом в обычный будний день и внезапный звон пожарной сигнализации заставил его очнуться. Это было преувеличение, но ее ровный, спокойный голос звучал с пугающей искренностью.
