И он продолжал говорить о восстановительной энергии, которая непременно возникает в костном веществе, так как кость, благодаря своей плотности, означающей…
Слушая его и держа в пальцах неподвижно повисшую цепочку с ключами, Берэн сжал губы; он поглядел на Моргенштерна и думал о том, как ему сейчас поступить. По привычке строго упорядочивать свои мысли он проверял про себя соображения Педерсона, хотя ему и так было ясно, что в голове у того совершенная путаница: фактор, о котором говорил Педерсон, относился к мягким рентгеновым лучам, но, к сожалению, они имеют дело не с мягкими икс-лучами, а с нейтронами. Могут ли кальций и фосфор, входящие в состав костей, усилить проникновение нейтронов в мягкие ткани костного мозга? Вряд ли. Является ли ухудшение состояния костного мозга прямым следствием дозы облучения? Вполне возможно. Уверен ли он сам, что состояние мозгового вещества является показателем дозы? Не очень, так как у него уже и без того достаточно показаний, которые подтверждаются тем, что сказали и чего не сказали Висла и Тил, но, конечно, и этого нельзя упустить из виду. Может ли допустить такую грубую ошибку человек, имеющий хоть какой-то опыт в лечении лучевой болезни? Кто его знает. Однако ошибка налицо, хотя Берэну приходилось сталкиваться и с более сложными фактами. Так как же быть? Что ж, исправим ошибку. А потом? А потом поведем нашего разгоряченного коллегу завтракать и постараемся убедить его, что пациенту нужен не столько хороший друг, сколько хороший врач. Я попробую привести свои доказательства, думал он, а Висла — свои, потом опять начну я. Так мы будем успокаивать друг друга, но кто успокоит больного? Ну конечно вы, сестра, да, я полагаю, и все прочие, сказал он себе, глядя на Педерсона, который уже умолк и, казалось, готов был расплакаться. Можете ли вы с уверенностью сказать, что нужно больному? Нет. Что за проклятая болезнь! — вздохнул про себя Берэн. В одну неизмеримо малую долю секунды на человека обрушилось — что? Шквал энергии, которого достаточно, чтобы убить человека, но который все же меньше одной стотысячной доли той энергии, которая расходуется организмом во время нормального биологического обмена веществ за один день; впрочем, можно сформулировать это еще более жестоко — этот шквал непосредственно воздействует не больше, чем на одну молекулу из десяти миллионов, составляющих органическую клетку средних размеров. А потом? А потом мы ждем, пока в организме происходит невидимый и неслышимый процесс распада, неощутимый для больного, если не считать ожога, процесс, который поглощает весь организм и наконец вдруг дает о себе знать резким, страшным исчезновением белых кровяных телец. Вот самый главный показатель. Эта болезнь непохожа ни на какую другую. Предстоит несколько трудных дней — спокойных, без всяких событий, поскольку количество белых шариков не будет уменьшаться, — и очень трудных дней. Так что же мне ему сказать? — снова спросил он себя. Ведь если надо щадить добрые чувства моего молодого коллеги, то надо щадить и всех нас, и, во всяком случае, вряд ли можно, занимаясь медициной, давать волю личным чувствам. В особенности если дело касается такого пациента, как мистер Саксл, который знает слишком много, и, уж если на то пошло, даже если дело касается меня, с неожиданным раздражением подумал Берэн. Черт возьми, почему, собственно, Моргенштерн не может…
