– Мне все не верится, что вы приехали, – начала она. – Аннушка моя вам так обрадовалась, точно сумасшедшая, ничего даже мне не приготовила; я вовсе не знала, что она вас так любит.
Эта Аннушка была та самая горничная, которая некогда пригласила меня из кабинета Леонида в гостиную к барышне.
– Мы с Петром Михайлычем сейчас поссорились, – заговорила Надина. – Он меня просто выводит из терпения своими двусмысленными ответами, а ты знаешь, как я не люблю таинственности.
– Вы часто ссоритесь, – отвечала Лидия Николаевна.
– Mademoiselle Nadine на меня сердится, а я нет, – сказал Курдюмов.
– Я сержусь, но я и прощаю, а кто прощает, тот искупает все, потому что раскаивается, – возразила Надина, – в этой книге я нашла одну прекрасную мысль, она мне очень понравилась. По-французски теперь не помню, а по-русски: легче снести брань и побои грубого простолюдина, чем холодный эгоизм светского человека. Это справедливо.
– Et vous, madame, avez vous lu le petit ouvrage, que je vous ai recommande?[17] – отнесся Курдюмов к Лидии Николаевне.
– Pas encore[18], – отвечала та.
– C'est dommage, car il est plein d'esprit et de sentiment.[19]
– Не верьте ей – прочла, она взяла его у меня и вчера вечером все читала.
– Где же читала? Я так, только развернула, – возразила Лидия.
– Не скрывай, читала; а если ты не читаешь, так я у тебя опять возьму. Я видела, тут есть отметки? Это ваши отметки?
– Мои, – отвечал Курдюмов.
– Очень рада; непременно изучу их. По отметкам в книгах можно судить о характере человека, а мне очень хочется разгадать ваш характер.
Подали завтрак, и завтрак довольно прихотливый. Курдюмов начал есть с большим аппетитом. Лидия Николаевна предложила мне, но я отказался: мне кусок не шел в горло! Вся обстановка, посреди которой я ее встретил, мне очень не нравилась: тут что-нибудь да скрывается.
Надина вышла в залу, села за фортепьяно и начала брать аккорды.
– Иван Кузьмич рано уехал в город? – спросил Курдюмов, уставив глаза на Лидию Николаевну.
– Да, рано, – отвечала она, потупившись.
– А приедет домой сегодня?
– Я думаю.
– Вы здоровы?
– Нет, не совсем; мало спала.
– У вас прекрасный цвет лица.
– Не знаю, – отвечала Лида, – я поутру чувствовала себя нехорошо, но вот он – мой старый друг – приехал, – прибавила она, беря меня за руку, – и я так обрадовалась, что все забыла.
Курдюмов покачнул головой.
– Петр Михайлыч, угодно вам петь? – проговорила из залы Надина.
– Je mange, mademoiselle[20], – отвечал Курдюмов.
