– Что вы это? Какая опасность?
– Да такая опасность, что вряд ли она не помолвлена!
– Не может быть, ой, не может быть. Да за кого, Сергей Петрович? Не за кого быть помолвленной.
– А за Рожнова?
– За этого толстого господина? Постойте, батюшка Сергей Петрович, пожалуй, это и на дело похоже. Когда они собирались на вечер, Марья Антоновна была такая грустная, а этот господин сидел с Катериной Архиповной и все шепотом разговаривали…
– Это скверно, – произнес Хозаров. – Впрочем, у них в этот день ничего не могло быть решительного, потому что я в этот же вечер объяснился ей в любви и получил признание.
– Ну, вот видите, стало быть, пустяки: может быть, мне только так показалось; она не ветреница какая-нибудь: этого про нее, кажется, никто не окажет, но только все-таки, Сергей Петрович, скажу вам: напрасно теряете время, пропустите вы эту красотку.
– Не слыхали ли вы, Татьяна Ивановна, что у нее есть усадьба?
– Как не быть усадьбы! Отличнейшее поместье. Нынче одни дворы конюшенные выстроить стоило пять тысяч; хлеб родится сам-десят.
– И это верно вы знаете?
– Как самое себя.
– Вы действительно, почтеннейшая, говорите справедливо, – сказал Хозаров после нескольких минут размышления. – Я глупо и безрассудно теряю время.
– Глупо, Сергей Петрович, и совершенно безрассудно, – повторила Татьяна Ивановна.
– Помолюсь-ка я богу да пойду объяснюсь с Катериной Архиповной. Этому болвану и говорить нечего: он, кажется, ничего не значит в семействе.
– Именно так, – утвердила Татьяна Ивановна.
Хозаров несколько времени ходил по комнатам в задумчивости.
– Знаете, что мне пришло в голову? Я сделаю предложение письмом: говорить об этих вещах как-то щекотливо.
– Письмом гораздо лучше, и они пунктуальнее ответят, – отвечала Татьяна Ивановна.
– Жалко, что у меня в комнате эта свинья спит. Разве идти в кофейную Печкина и оттуда послать с человеком? Там у меня есть приятель-мальчик, чудный малый! Славно так одет и собой прехорошенький. Велю назваться моим крепостным камердинером. Оно будет очень кстати, даже может произвести выгодный эффект: явится, знаете, франтоватый камердинер; может быть, станут его расспрашивать, а он уж себя не ударит в грязь лицом: мастерски говорит.
– Превосходно вы выдумали, – сказала Татьяна Ивановна. – А то отсюда даже и послать некого: ведь не Марфутку же? В этаком деле черную девку посылать и неловко.
– Ну, куда ваша Марфутка годится! Ей впору и в лавочку бегать. Я думал было попросить вас, но как-то нейдет, не принято в свете.
