«Однако что ж это оральщики не шабашат?» – думаю я сам с собою. Но и оральщики отшабашили, едут! Это можно догадаться по крику задельного мужика, Петра Завирохи; не зная, можно подумать, что он с кем-нибудь бранится, а вовсе нет: он только говорит, и беспрестанно говорит, и все криком кричит; поэтому его Завирохой и прозвали. От оральщиков отделился староста, худощавый и с озабоченным лицом мужик, отличающийся от прочих только тем, что в сапогах и с палочкой, но, как и все другие, сильно загорелый и перепачканный в грязи; он входит на красный двор, снимает шапку и подходит к перилам галереи.
– Здравствуй, Семен, надевай шапку. Что скажешь хорошего? – говорю я.
– Овес выкидали, – отвечает Семен неторопливо.
– Ну, и слава богу! Вовремя, значит, управляемся; теперь, стало быть, ячмень и лен только остался, – продолжаю я.
– Лен и ячмень остался теперь, – подтверждает Семен.
Несколько времени мы оба молчим.
– Теперь бы дождичка надо, – замечаю я.
Семен вздыхает.
– Не мешало бы и дождичка, – соглашается он.
Вообще он говорит как-то лениво: видно, устал да и… Я, впрочем, понимаю, что это значит.
– Эй! Кто там? – кричу я. – Скажите ключнице, чтоб дала старосте водки.
Лицо Семена в минуту освещается удовольствием; ключница выносит стакан водки и вместе с тем полломтя густо насоленного хлеба. Она, по разным сношениям, большая приятельница Семену и всех почти детей у него крестила.
Семен берет стакан, крестится и, проговоря:
– С засевом, батюшка, поздравляю! – выпивает сразу и потом морщится.
– Закусите, – говорит ключница, подавая ему хлеба.
Семен отламывает небольшой кусочек, съедает и откашливается.
– Озими, сударь, нынче, слава богу, хороши подымаются, – заговаривает уж он сам.
– Хороши, братец, хороши, видел я; и травы, кажется, тоже будут порядочные.
– Травы важные засели-с, – подтверждает Семен, – весна-то нынче, сударь, что бог даст вперед, вольготна для всего идет; оно, выходит, тепло, да и дождички перепадают.
– Заморозков чтоб не было – это вот скверно для всего, – замечаю я.
Семен усмехается.
– Пожалуй, что того и жди, – подтверждает он. – Покойный ваш папенька тоже говаривал, как этак с весны теплая погода начнет: «Ну, говорит, будет вычет; как подует от Николы любезный, так и ходи недели две в шубах».
(Никола – приход, от нас в северной стороне.)
– Неужели каждый год это бывает?
– Почесть что каждый год, что вот я ни живу; бог знает, отчего это! Кто говорит, что пахать начнут, пласт поднимут, так земля из себя холод даст, а кто и на черемуху приходит: что как черемуха цветет, так от нее сиверко делается… Бог знает, как и сказать.
