достойного падших и соорудителя. И вот отчего стала оживать память о былом, воскресли разговоры о XII годе. Уже торговля, промышленность и любопытство спешат из столиц в историческое поместье государя-цесаревича, в надежде выгод и зрелища.
Следуя за общим движением, сосредоточил и я в душе моей последний огонь, недогашенный бурями жизни, вспомнил великое былое и взял оставленное перо, чтоб описать битву Бородинскую во всех ее видах, во всех подробностях. Но обстоятельства, от меня не зависящие, не дозволили этого сделать. Я не мог найти достаточных пособий для сравнений и выводов. Итак, видя себя среди двух крайностей, между невозможностию сделать, что бы желал{28}, и желанием сделать что-нибудь, я сделал что мог. Несмотря на совершенный недостаток материалов и краткость времени, старался я вызвать из памяти прошедшее и, подкрепить дело памяти собственными и других лиц «Записками», которые нигде еще напечатаны не были, я составил «Очерки Бородинского сражения».
Люди битвы исполинской! вы знаете, что такое поле Бородинское! – Дым и огонь были воздухом этого поля, где виделось истинное изображение последнего дня!.. Только огнем и кровию, если б можно употребить их вместо красок, может быть написана картина битвы Бородинской. Люди того времени! вам лучше, нежели кому-нибудь, известно, можно ли было уловить пером, даже памятью все переходы этой битвы, где тысячи, обеспамятев от грома и зноя великого, двигались в угаре сражения, с места на место, часто сами не зная куда, по указанию обстоятельств, и обстоятельства не изменялись ли почти ежеминутно?
Итак, простите мне ошибки, невольно и, может быть, во множестве втеснившиеся в мои «Очерки», которые, по слогу простому и общепонятному, желал я сделать доступными всем и каждому.
Люди XII-го года! наводите лучи славы вашей на труд мой слабый, но усердный и, смею сказать, добросовестный. Ваше благосклонное одобрение будет лучшею наградою для меня, малейшего участника в величайшей из битв!
По примеру красноречивого автора поэтических «Очерков» и мы хотим сказать от себя несколько слов нашим читателям. Может быть, многие из них упрекнут нас в том, что в критике «Очерков Бородинского сражения» большее место заняли выводы и рассуждения о народах, нежели взгляд на самую битву Бородинскую, подавшую к ним повод… Всякое явление может быть рассматриваемо с двух сторон – со стороны идеи, выражаемой им, и со стороны самого выражения идеи. Но как основание и сущность всякого явления заключаются в идее, выражаемой им, то самое выражение (факт) не может быть понятно, когда рассматривается само по себе, вне скрывающейся в нем мысли. Критика есть сознание общих законов частного явления, рассматриваемого ею: следовательно, идеи, как первообразы вечных и переходящих законов разума, должны быть ее главным и исключительным предметом, а само явление (факт) должно служить ей только средством для приложения общих законов к частному явлению. Подробности о Бородинской битве читатели найдут в самих «Очерках», следовательно, пересказывать их от лица критика – лишний труд, когда дело идет о книге литературной и общепонятной; а пересказывать их от лица автора – значило бы наполнить статью выписками и, по примеру некоторых критиков,
