Ответ на эти вопросы дается не каким-либо «славянофильством», не какой-либо доктриной, но общим здравым смыслом. А «Вестник Европы» находит нужным попрекнуть г. Чичерина за его выражения о Москве именно славянофильством, причем кивает на «Русь»!.. Но уж почему бы, кстати, не попрекнуть ему «славянофильством» наших лучших поэтов, в том числе и Пушкина, за его стихи:
Москва, как много в этом слове
Для сердца русского слилось,
Как много в нем отозвалось!
Не сказал же вот Пушкин: «о Санкт-Петербург, как много в этом слове для сердца русского слилось!», а выразился про Петербург иначе: «город скучный, дух неволи» и пр.; если же и воспел его, то более со стороны военных парадов, пальбы из Петропавловской крепости в высокоторжественные праздники да красивого течения Невы… Уж и в пушкинских стихах не «Русь» ли виновата?.. Заметка «Вестника Европы» не стоила бы сама по себе и возражения, но в таком же смысле и духе палят все тяжелые и легкие орудия нашего мнимо-либерального арсенала. Отвечая «Вестнику», мы отвечаем и им. Не аргументация их заслуживает внимания, а самое это озлобление на Москву, этот внезапный прибыток любви к Санкт-Петербургу в нашем либеральном лагере: явление очень знаменательное, симптом времени, исполненный серьезного интереса. Защитниками Петербурга и оппонентами усилению значения Москвы в русской исторической жизни являются даже и московские подголоски «Голоса». Очевидно, что «Невская столица» для всех наших «либералов» – отечество, не просто город, а символ. Им дорог Петербург как знамя отрицания народности и самобытности, отрицания, составляющего сущность новейшего «либерализма». Оттого-то и этот тревожный, вполне искренний страх, как бы и в самом деле центр управления Россией не был перенесен вовнутрь России, не высвободился из-под воздействия, из-под давления на него петербургской либеральствующей опричнины!.. Известно, что под опричниной царь Иван Грозный разумел людей, выделенных из земщины, обособленных от Земли, поставленных к ней в супротивное отношение и в то же время наделенных властью и силою безграничного произвола. Для успешнейшего производства этого эксперимента он перенес резиденцию свою и опричнины вон из Москвы, в Александровскую свободу, но чрез 8 лет уничтожил опричнину, пояснив, что для потомков его «образец учинен готов». Не в такой грубой форме, не с той безграничностью произвола, без такого резкого разграничения в сознании понятий
