Но отец не уходил: побродит где-то да вернется. Неделю все спокойно, и опять начнут ссориться: снова мать в крик и слезы, снова отец — за ворота, снова Дима кидается то к матери, то к отцу. А потом надоело, прискучило и стало все равно.
Диме расхотелось надевать безрукавку. Он осторожно свернул ее и уложил в уголочек ящика.
До уроков было еще два часа.
Дима сдвинул на край стола миску и чайник, вытер рукавом телогрейки стол. Принес из своего угла трепаные с закруглившимися углами учебники, подцепил ногой табуретку и сел. Он взял в руки «Арифметику», затем «Грамматику», наконец «Географию». Раскрыл одну тетрадь, вторую… Обнаружил, что в пузырьке вместо чернил какая-то вязкая, противная грязь. Он долил в пузырек воды из чайника, покрутил в пузырьке обгрызанным концом ручки. Все было приготовлено к работе, и Дима с тоской смотрел и на учебники, и на тетради, и на пузырек. Но вот он присвистнул и схватился за кармашек ковбойки. Он достал из кармашка сложенный вчетверо тетрадный листок, разгладил его.
«Дорогой Алексей Яковлевич!»
Дима вспомнил, как в поисках промокашки набрел на исписанные страницы в середине тетради с карандашным рисунком в конце.
Диме тогда аж жарко стало: ведь вот какую штуку Володя придумал — как немцев одолеть! Дима отогнул скрепки, вынул исписанный лист, сложил вчетверо — и в карман. Вечером перечитал письмо. Было оно с помарками. Понял — черновик. И долго, таясь от матери, рассматривал чертеж, сделанный чистенько, остро отточенным карандашом. И вот пришел сегодня к Володе. Хотел рассказать про находку, да раздумал: вдруг обидится что вот берег тайну, а ее узнали! И Дима решил так: пока про письмо — молчок, а дорогой на фронт Володе все и расскажет. А что Володя бежать согласится, Дима теперь был уверен. Надежным товарищем будет. И Венька, конечно, тоже. Но Венька еще совсем несмышленыш. Завчерась Тоня объясняла насчет противогаза, а Венька показывает на респиратор: «В этой банке что?» Банка! Хорошо — не ведро! Пришлось ему все-таки щелчка дать.
Дима еще раз прочитал Володино письмо, долго рассматривал чертеж. Ну и Володька! Может, в самом деле план стоящий: фашистские пули будут в щиты попадать… Что же делать с письмом? А ничего, взять да отправить! И всего-то делов! Вот и славно — есть дело более спешное, чем уроки!
Дима весело сдвинул в сторону учебники, вырвал из первой попавшейся тетради листок, оборвал уголочки, и получился заправский конверт. В банке из-под сапожного крема было немного клея. Клей подсох, затвердел и посерел от пыли. Дима проворно схватил колун и — раз! раз! — изрубил сосновое полешко, набросал в плиту через конфорку щепы, бумаги — зажег. Клей быстро размяк, посветлел: от него противно запахло псиной. Дима даже не поморщился, заклеивая конверт. Но, прежде чем вложить листок, он стер куртузой, замусленной резинкой все, что было написано Володей о нем и Веньке: ни к чему об этом!
