Ерема напыжил щеки, еле удерживаясь, чтобы не гоготнуть. Дима слушал с равнодушным видом.
— «Хотите, говорит, со мной?» — продолжал рассказывать Веня.
— Ну да, так и сказал? — Ерема щелкнул себя пальцем по надутой щеке.
— А как же! Только тут поезд тронулся, мы, значит, рядом с эшелоном побежали, чтобы записку словить, а Дима споткнулся, да чуть не под колеса… — Веня скосил глаза на Пуртова: «Вон как выручаю!»
— Врешь ты, Венька, — прямо сказал Володя. — Ну, ты соображаешь, зачем Алексею Яковлевичу брать вас с собой?
Когда Вене Отмахову не верили, он начинал размахивать руками, вызывать на спор, жарко клясться.
— Да мы с Димой! Вы еще не знаете!.. — И вдруг он как-то странно булькнул и замолчал.
— Факт — записку принесли, — коротко сказал Пуртов. — Чего еще?
Опустела школьная ограда. Спокойно высились лиственницы, потихоньку роняя на землю длинную порыжелую хвою. Гроздьями, как виноград, висели на березах пожелтевшие листья. Горели кострами сопки. Сверкало синее небо, пронизанное солнечными лучами. Было первое сентября тысяча девятьсот сорок первого года.
Домик, в котором живет Тоня с братом Степушкой, стоит на берегу Черного Урюма. Словно бы самое окраинное жилье в поселке — домик Рядчиковых, а от него до любого места рукой подать: и до приисковой площади, где школа и контора, и до Тунгирского тракта, и до брода через Урюм; брод — слева, а справа — висячий мостик, еще выше по реке работают драги. Всегда людно здесь. По ягоды ли идут, по грибы или охотиться, надо пройти мимо домика.
Домик с виду неказистый: старый, из почерневших, трещиноватых бревен, окна маленькие. Зато внутри тепло, уютно, переборки чисто выбелены. Каморку справа отец называл «Тониной светелкой». В большой комнате жили отец со Степушкой. Теперь Степушка жил там один.
Проснувшись засветло, Степушка завозился за переборкой, попыхтел и решил продолжить с сестрой вчерашний неприятный разговор:
— Все идут, а мне оставаться!
— Не все, только с четвертого класса!
— Да, уж я знаю! Петя-то Карякин идет!
— Не идет! И вообще — хватит. Ты еще маленький. Умойся, позавтракай и можешь гулять.
— Не имеешь права оставлять ребенка одного!
— Ну, уж не совсем ребенок. Должен понять!
— Хитрая ты, Тоня. Прибрать постель — большой, подмести — большой, понимать — большой, а на воскресник — маленький.
Завтракал Степушка, бросая на Тоню сердитые взгляды.
— Вот всегда так, — ворчал он себе под нос. — А еще сестра! Напишу отцу. Вот. — И, собравшись на улицу, заявил: — Мы с Петькой еще подумаем!
