. Но загляните в «Ревизора» Гоголя: дивный художник не сердится ни на кого из своих оригиналов, сквозь грубые черты их невежества и лихоимства он умел выказать и какую-то доброту, по крайней мере в некоторых. Загляните в его дивную «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», посмотрите, с какою любовию описал он этих чудаков, с каким сожалением расстался он с ними, а между тем и нисколько не прикрасил, но показал их совершенно «в натуре».
Подачкин и матушка его, «барская барыня», изображены превосходно.
Эйхлер и Зуда рисуются на первом плане романа. По идее оба превосходны, но исполнением нельзя удовлетвориться. Сонтли, долговязый и чем-то особенно странный Эйхлер еще мерещится в глазах ваших и после прочтения романа; но с тех пор как срывает с себя маску притворства, – он теряет всякую личность. Зуда с трудом помнится даже и при чтении романа.
Из соучастников Волынского особенно хорош Щурхов: никогда не забудете вы этого милого, благородного чудака, в его фуфайке из сине-полосатого тика и в красном шелковом колпаке, окруженного четырьмя польскими собаками, мешающего в печи кочергою уголья и беседующего с своим слугою, дядькою и наставником вместе.
Заключим наше суждение о романе общим взглядом на него. Он разделен на главы, которые можно разделить на три разряда: главы, написанные превосходно; главы, в которых золото перемешано с большим количеством руды, и главы, состоящие из одной руды, разве с несколькими блестками золота. К последним принадлежат без исключения все те, в которых выходит на сцену цыганка Мариулла: натянутость положений и фразистость выражения составляют их отличительное свойство. Главы второго разряда ознаменованы участием Зуды, любовию Волынского и некоторыми растянутостями. Главы первого разряда суть те, в которых является Волынский как противник Бирона, потом все, где является сама императрица. Таковы следующие главы: «Смотр», «Ледяная статуя», «Переряженные», «Западня», «Сцена на Неве», «С переднего и с заднего крыльца», «Соперники», «Во дворце», «Ледяной дом», «Родины козы», «Любовь поверенная», «Удар». Не менее прекрасны, хотя и в другом значении, и следующие: «Фатализм», «Педант», «Обезьяна герцогова», «Куда ветер подует», «Свадьба шута» и «Ночное свидание». Но «Ледяная статуя», «Соперники», «Родины козы» и «Ночное свидание» – выше всяких похвал. Читая главы, которые так резко отличаются от исчисленных нами, и видя, с какою нерешительностию, как бы ощупью, идет этот талант, – невольно изумляешься, видя его восставшим в каком-то львином могуществе… Читателям известно, какую важную роль играет в романе ледяная статуя, они живо помнят это энергическое лицо малороссиянина, так резко и могуче очерченное двумя-тремя штрихами, как будто невзначай наброшенными; помнят они и сцену обливания, в которой автор умел изобразить ужасное событие, не сделав его отвратительным. А «Соперники»? Вспомните этого хитрого политика Остермана в гостях у Бирона, эту беседу лисицы с волком, где лиса так искусно умеет недослышать, жалуясь на глухоту, и недоговорить, жалуясь на подагру в ноге. И вдруг входит рьяный Волынский, заводит шум в доме врага своего, ругает немцев и уступает дорогу доблестному Миниху, говоря ему:
