На табачных полях женщины снимали куртки и рубашки и работали на солнце полуобнаженными, скрытые рядами высоких растений. Табачный сок, черный и липкий, как патока, стекал по рукам и размазывался по груди. В сумерках они отправлялись к ручью и отмывались дочиста. Они плескались в холодной воде — широкобокие женщины и тоненькие юные девушки. Они толкались, пытаясь застать друг друга врасплох, и часто окликали Лоттар, как любую другую, без презрения или вражды, предостерегая или торжествуя: «Лоттар, берегись! Лоттар!»
Они ей рассказывали всякое. Когда в селении умирают дети — это стрига виновата. Даже взрослый человек ссохнется и умрет, если стрига наложит на него заклятье. Стрига с виду совсем как обычная женщина, так что даже и не скажешь. Она пьет из людей кровь. Чтобы ее поймать, нужно положить крест на порог церкви в пасхальное воскресенье, когда все жители находятся внутри. Тогда стрига не сможет выйти. Можно еще следить за женщиной, которую подозреваешь. Если застать ее, когда она будет отрыгивать кровь, а потом собрать немножко этой крови на серебряную монету и носить монету с собой, то никакая стрига больше не сможет тебе навредить.
Кто стрижет волосы в полнолуние, тот поседеет.
Если у тебя болят руки и ноги, срежь несколько волосков с головы и подмышек и сожги — тогда боль пройдет.
Оры — это демоны, которые выходят по ночам и жгут обманные огни, чтобы сбить людей с дороги. Путник должен присесть на корточки и прикрыть голову, иначе оры заведут его в пропасть. А еще они ловят коней и заезжают их до смерти.
Табачные листья собрали, стада овец привели с горных пастбищ, и несколько недель, пока шел снег или холодный дождь, люди и скот сидели взаперти. Однажды, теплым днем ранней весны, женщины привели Лоттар на веранду и усадили ее на стул. Затем с великими церемониями и большой радостью сбрили волосы у нее надо лбом. В оставшиеся волосы они вчесали какую-то черную пузырящуюся краску. Краска была жирная, волосы стали ужасно жесткие, и женщины принялись укладывать их волнами и пучками, твердыми, как кровяной пудинг. Все толпились кругом, критикуя и восхищаясь. Потом ей набелили мукой лицо и разодели ее в наряды, которые достали из огромного резного сундука. Зачем это, спросила она и тут же утонула в шитой золотом белой сорочке, красном корсаже с золотыми эполетами, полосатом шелковом кушаке в ярд шириной и десяток ярдов длиной, черно-красной шерстяной юбке и множестве рядов цепи из фальшивого золота, которую намотали ей на волосы и вокруг шеи. Для красоты, ответили ей. А потом, закончив, сказали: «Смотрите! Она прекрасна!» Сказавшие это вроде бы торжествовали, бросали вызов другим, которые раньше сомневались, что ее можно так преобразить. Они щупали ее руки, на которых выросли мускулы от работы мотыгой и таскания дров. Они хлопали ее по широкому набеленному лбу. А потом все разом завизжали, поскольку забыли об очень важном — о черной краске, которой следовало соединить брови в одну над переносицей.
