Вдоль фіордовъ, подъ голубымъ сіяніемъ дня и бѣлыми сумерками арктическихъ ночей, между расплывчатыми и неуловимыми реальностями страны, гдѣ предметы и люди кажутся иногда призраками нѣкоего исчезнувшаго міра, образъ Фаустины не покидалъ его.
Засохшая земля стучала подъ копытами лошадей, громадныя тучи пыли поднимались, затѣмъ мало-по-малу падали вновь на прежнее мѣсто, такъ какъ слишкомъ спокойный воздухъ не могъ осилить ихъ тяжести. Синева неба постепенно блѣднѣла у горизонта, гдѣ сливались въ опаловые оттѣнки дали, зелень полей, засѣянныхъ овсомъ, и желтизна ржи. Надъ обильно сочными цвѣтами, густо разросшимися среди колосьевъ, кружились нѣжныя и золотистыя при сіяніи дня насѣкомыя, похожія на произведенія ювелира.
Мишель сильно любилъ въ своемъ раннемъ дѣтствѣ голоса стрекозъ. Долго онъ не зналъ настоящаго происхожденія этихъ звуковъ, и когда онъ ложился въ траву, чтобы лучше ихъ слышать, онъ объяснялъ слѣдующимъ образомъ свою лѣнивую позу: „Я слушаю, какъ поетъ солнце“… И въ этотъ лѣтній день „солнце пѣло“, и въ его пронзительныхъ звукахъ чувствовались какъ бы сверкающія жала; но Мишель, ставъ взрослымъ, не находилъ болѣе прелести въ его пѣніи. Онъ думалъ, что самые свѣтлые лучи гаснутъ, какъ только они проникаютъ въ нѣкоторыя жилища, подобно тому, какъ самыя юныя лица внезапно становятся мрачными, попавъ въ угрюмую среду.
Даранъ былъ въ отсутствiи, онъ проводилъ время въ Кентуки у своего отца и долженъ былъ переѣхать въ свой маленькій домикъ въ Ривайерѣ только въ сентябрѣ.
Мишель принялся думать о тепломъ гостепріимствѣ Рео съ желаніемъ пойти постучаться въ виллу „Ивъ“>и попросить себѣ мѣста за столомъ маленькой семьи въ этотъ одинокій вечеръ.
Башня Сенъ-Сильвера показалась на поворотѣ дороги; вскорѣ карета остановилась у рѣшетки. Между тѣмъ какъ слуги завладѣли чемоданами, Треморъ вошелъ въ садъ. Цвѣтущія ліаны, казалось, переплетались здѣсь, чтобы защищать волшебный сонъ „Спящей Красавицы“; путешественникъ нашелъ, что вся эта дикая и буйная растительность, которую онъ однако любилъ, придавала входу въ его жилище видъ запущенности.
Онъ поднялся по аллеѣ, густыя неподстригаемыя деревья которой пропускали на землю ослабленный блѣдно-изумрудный свѣтъ. Мишель воображалъ себѣ развалины заколдованнаго замка подъ вліяніемъ этой аллеи дикаго сада, какъ вдругь за крутымъ поворотомъ, гдѣ шпалеры зелени были ниже, онъ увидѣлъ входную дверь башни. У входа, какъ бы въ рамкѣ изъ сѣраго камня, звѣздообразно убранной лютиками, Сюзанна съ Жоржемъ и Низеттой ждала его. Маленькія ручки обвились вокругъ тальи миссъ Севернъ, двѣ курчавыя головки прижались къ складкамъ ея платья, а большая кузина улыбалась привѣтной улыбкой, спокойной, но, казалось, расцвѣтшей на лѣтнемъ солнцѣ, подобно всѣмъ этимъ цвѣтамъ, которые украсились и окружили ее, привѣтствуя. И внезапно, въ свѣтѣ причудливаго чувства контраста Мишелю показалось, что нѣтъ ничего естественнѣе, какъ найти здѣсь, посреди вьющихся цвѣтовъ, стремящихся въ высь, къ небу, эти маленькія дѣтскія ручки и эту улыбку молодой дѣвушки. Это была не невѣста, будущая супруга, приветствуемая съ волненіемъ и радостью, но это были — на пороге, который онъ привыкъ находить пустыннымъ — жизнь и веселіе, явившіяся въ образѣ этихъ трехъ молодыхъ и радостныхъ созданій; это были сіяющіе глаза, протянутыя руки, смѣхъ, готовый брызнуть.
