Мишель долго смотрѣлъ на Сюзанну; онъ ждалъ съ безпокойствомъ словъ, которыя должны были произнести ея уста, надѣясь еще неопредѣленно на отказъ.
Но, улыбаясь незамѣтно дрожащей улыбкой, она отвѣтила:
— Да, Мишель.
Когда Треморъ въ присутствіи сіяющей г-жи Бетюнъ прощался со своей невѣстой, онъ поднесъ къ губамъ протянутую ему руку.
— Вамъ нужно кукольное кольцо, — замѣтилъ онъ, держа еще маленькіе пальчики въ своей открытой рукѣ.
На лицѣ молодой дѣвушки не было болѣе ни тѣни волненія. Она сложила руки съ просьбой во взорѣ:
— О! пожалуйста, жемчужину, хорошенькую жемчужину, — умоляла она, — я ихъ такъ люблю!
Дождь пересталъ; блѣдное солнце серебрило сѣроватую бѣлизну облаковъ. Г-жа Бетюнъ и Сюзанна проводили Мишеля на крыльцо, и въ то время, какъ онъ садился въ сѣдло, онѣ оставались на нижнихъ ступенькахъ, смѣющіяся, болтливыя, подрагивающія отъ сырого воздуха.
— До вечера, обѣдъ въ 7 часовъ, — напомнила Май, когда Треморъ удалялся мѣрной рысью своего Тристана съ послѣднимъ поклономъ обѣимъ дамамъ.
Какъ только онъ переступилъ рѣшетку, молодой человѣкъ погналъ лошадь; онъ испытывалъ потребность освѣжить вѣтромъ отъ быстрой ѣзды свой разгоряченный лобъ, утомить въ неистовомъ бѣгѣ свои возбужденные нервы. Въ продолженіе нѣсколькихъ моментовъ, испытывая восхитительное головокруженіе, оторванный отъ всякой мысли, благодаря силѣ чисто физическаго ощущенія, которое всецѣло овладѣло имъ, онъ несся, разсѣкая воздухъ, съ изумительной быстротой, не останавливаемый ни рытвинами, ни грязью испорченной грозою дороги; затѣмъ онъ опять замедлилъ ходъ лошади, вытеръ потъ, струившійся съ лица, и постарался собрать свои мысли.
Когда онъ покинулъ Прекруа, ему казалось, что онъ пробудился отъ кошмара, о которомъ онъ вспоминалъ неясно, но мысль о которомъ, однако, его осаждала. Но, увы, кошмаръ составлялъ одно съ дѣйствительностью и не могъ быть впредь отъ нея отдѣленъ.
Мишель Треморъ только что связалъ себя на всю жизнь. Съ сегодняшняго вечера онъ долженъ вступить въ свою роль жениха.
Теперь гнѣвъ, смѣшанный съ чувствомъ отчаянія передъ непоправимостью совершившагося факта, подымался въ немъ, но все же, хотя пренебрежительно, его злоба щадила Сюзанну. Зачѣмъ и по какому праву требовать отъ этой дѣвушки, чтобы она существенно отличалась отъ большинства своихъ современницъ? И въ силу какой путаницы представленій Мишель вообразилъ, что романтическій идеалъ могъ еще и въ настоящее время занимать двадцатилѣтнюю головку?
