Глаза Клеопатры | страница 75
— Не сегодня. Уже поздно.
Никита проводил ее до дому и, конечно, остался. Нина не спорила с ним, не сопротивлялась, когда он раздевал и целовал ее, но все это было до известного предела. Он был бережным и нежным. Он целовал тонкую гладкую кожу, натянутую на хрупкие косточки, проводил губами по впалому животу, по выступающим ребрам, снизу подбираясь к груди, он щекотал языком чувствительные соски, и они твердели, поднимались ему навстречу, отвечая на ласку. Но потом она брала дело в свои руки. Сильная, хищная всадница, она беспощадно выжимала из него все силы, не давая ему взять верх. А потом прогоняла его прочь.
— Ты бы еще приказала голову мне отрубить, — проворчал Никита. — Прямо как Клеопатра.
— При чем тут Клеопатра?
— Ты на нее похожа.
— Правда? Когда ты с ней виделся в последний раз?
Вот этим она его и брала: ей всегда удавалось его рассмешить. Он обнял ее крепко-крепко, шутливо поцеловал в макушку.
— Позволь мне остаться.
— Я не смогу уснуть.
— Ну почему?
— Я буду нервничать, ворочаться с боку на бок, сама не засну и тебе не дам. Давай лучше выспимся, а завтра…
— Расскажи мне историю про тот эскиз.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Нина приподнялась на локте.
— Давай лучше завтра.
— А завтра расскажешь? Честно-честно?
— Если хочешь, расскажу. Я вовсе не собиралась тебя интриговать. Просто это неприятная история. Еще одна неприятная, некрасивая история. Почему-то мне на них везет.
— Что-то вроде истории с Зоей Евгеньевной?
— Хуже. Нет, не хуже, просто в другом роде. Иди спать. Завтра поговорим.
Никита поцеловал ее, укрыл одеялом и ушел.
На следующее утро, когда он зашел в коттедж своего старого друга Павла, Нина на кухне жарила оладьи. Специально для него: сама она всегда ела на завтрак «кашу красоты» — овсянку с орехами и курагой.
— По-моему, тебе надоел омлет. — Она оглянулась на него через плечо. — Ты не против оладий?
— Как я могу быть против? Бабушка умела делать оладьи. Иногда она меня баловала.
— Мне кажется, она баловала тебя всю жизнь. Ты ведь был ее любимцем, правда?
— Я бы так не сказал, — нахмурился Никита. — Бабушка была очень строгая. Требовательная. Но нет, ты права, она меня любила. Она говорила, что я напоминаю ей деда.
— А разве твой отец не был похож на деда?
— Только внешне. На него нельзя положиться. А дед… Бабушка называла его Каменная Стена, как американского генерала Джексона. Она, когда прочитала его дело… Она мне рассказывала, что он ни в чем не признался на допросах, никого не оговорил, ни себя, ни других… Конечно, в этом была и ее заслуга. Она сбежала из Москвы, и у НКВД не осталось заложников. Им нечем было шантажировать деда. А когда бабушка умерла, оказалось, что она свою приватизированную квартиру и вообще все, что у нее было, завещала мне. Просила только позаботиться о тете Маше и ее детях. А отцу — ничего. Он не был упомянут в завещании. Он страшно обиделся. Оказывается, он рассчитывал на эти деньги. Она ведь получала гонорары с патентов деда.