— Ну и что? — горько усмехнулся Никита. — Здорово ты ее уела?
— Не стоит это недооценивать, — нахмурилась Нина. — Круг знакомств у меня обширный, люди передают друг другу… Я уверена, что после того случая ей многие отказали.
— Что-то я не видел, чтобы она сегодня явилась сюда голая и босая.
— Нет, но она была в костюме, купленном по каталогу.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела этот каталог.
— Я начинаю тебя бояться. Это плохо — быть в костюме, купленном по каталогу?
— Нет, но ничего хорошего в этом тоже нет. Во-первых, это не эксклюзив, а готовое платье. Во-вторых, по каталогу всегда покупаешь кота в мешке. Невозможно пощупать ткань, невозможно примерить, сообразить, идет тебе или не идет. Можно, конечно, отослать обратно, если не подходит, но это такая морока… И все равно надо заказывать что-то другое, не голой же ходить, в самом деле.
— И все это сделала с ней ты?
— Ну, не преувеличивай мое могущество. Просто я уверена, что теперь с нее все московские модельеры требуют деньги вперед.
— Ладно, черт с ней, — вздохнул Никита. — Надо было раньше ее отшить. Она меня давно достает. Ну все, теперь конец. Просто у меня в голове не укладывается, зачем она это сделала. Зачем? Знаешь, больше всего удручает немотивированная жестокость.
— Вряд ли она даже сознавала, что это жестокость. Может, радовалась, что так ловко обтяпала дельце, обвела лохов вокруг пальца. Она это сделала, потому что могла. Потому что ей за это ничего не будет. Какая еще мотивация тебе нужна?
— Да, ты права. Моя бабушка в таких случаях говорила: «Не ищи смысла там, куда сам его не клал».
Никита вдруг заметил, что его последние слова прозвучали в пустоте: Нина уснула. Он протянул руку и погасил лампу, а потом осторожно обнял ее. Лежать было неудобно, рука у нее под головой затекла, но Никита терпел и не шевелился, обдумывая Нинин рассказ.
Она только-только начала вылезать из нищеты, только-только избавилась от своей алкоголички-матери, вздохнула свободно… Что бы она ни говорила, он не верил, что Нина равнодушна к себе, к своей внешности, к нарядам. Она же модельер! Конечно, ей хотелось приодеться! Ну пусть она шила себе сама, но ведь не туфли, не сапожки, не сумки! А чулки? А духи? Вот сейчас в воздухе витал еле уловимый аромат ее духов — тонкий, прохладный, как она сама.
Ах да, она тогда копила на машинку. Никита вспомнил, что у его бабушки тоже был ветхозаветный «Зингер», купленный после возвращения в Москву с Урала. Но когда наступило изобилие, ему и в голову не пришло предложить ей новую швейную машинку. Шитье казалось ему таким же устаревшим занятием, как печатание на пишущей машинке или счет при помощи логарифмической линейки. Зачем, когда вполне приличная и даже элегантная одежда и обувь стали такими доступными?
