— Как это оборвались, когда наш Карбаускис считается чуть ли не первым режиссером у вас в Москве! — возмутился Бронюс.
— И Кама Гинкас! И наш Някрошус часто к вам приезжает, — подхватила Нийоле.
— А наш Будрайтис вообще советник по культуре при посольстве в Москве. И наша Дапкунайте все время у вас в кино звездит.
— Все, сдаюсь, сдаюсь! — Нина со смехом вскинула руки вверх.
— А у нас в прошлом году гастролировал ваш Басков, — добавила Нийоле.
— Ну, это неравноценный обмен, — возразила Нина.
— Она в него влюблена, — вставил Бронюс, кивнув на Нийоле.
— Ни в кого я не влюблена, — возмутилась Нийоле и даже стукнула его кулачком. — Тем более в какого-то глупого Баскова.
— Я даже не знаю, как он поет, — призналась Нина. — Как увижу его по телевизору, сразу переключаю. Боюсь подхватить сахарный диабет.
— Почему сахарный диабет? — не понял Бронюс.
— Ну, он такой сладкий…
На этот раз все рассмеялись. Все, кроме Никиты.
Он опять вспомнил Оленьку. Она обожала певца Баскова. Однажды прямо призналась, что считает его идеалом мужчины. «Такой гламурный!» — восклицала она.
Как он мог на ней жениться? Никита задавал себе этот вопрос бессчетное число раз и ответа не находил. Ей было чуждо все, что любил он. Природа, музыка, поэзия — всего этого для нее не существовало. И в этом ресторане ей понравилась бы разве что цена шабли: сто пятьдесят евро за бутылку. Оленька любила все дорогое, шикарное, гламурное… Но с ней было хорошо в постели… по крайней мере, поначалу. Никита так и не узнал наверняка, была она искренна хотя бы в постели или нет. Ему уже было все равно. Когда отношения испортились окончательно, Оленька довольно цинично призналась ему, что их встреча на автосалоне была неслучайной, что она хотела поймать мужа. И поймала. Но секс — пока они не потеряли интерес друг к другу — был бурный, откровенный, насыщающий.
А сейчас рядом с ним сидела женщина, с которой он мог поговорить о чем угодно. Они читали одни книги, любили одну музыку, говорили на одном языке. Но она держалась отчужденно, и не было между ними никакой близости, хотя они и проводили вместе каждую ночь. Нина никогда не стукнула бы его кулачком, как только что Нийоле стукнула Бронюса.
Особенно тяжелое впечатление произвело на Никиту то, что произошло всего несколько часов назад. Собственно, ничего не произошло. Они с Бронюсом, напившись пива и налюбовавшись на башню Гедимина, вернулись на улицу Лиейклос и поднялись в квартиру. Никита пошел на кухню кормить Кузю, а Бронюс, лучше ориентирующийся в литовском Интернете, нашел для друга хороший мотель близ Тракая. Он даже специально позвонил туда и удостоверился, что пускают с собаками. Когда Никита вернулся в кабинет, Бронюс все это ему изложил и спросил, заказывать ли коттедж. К счастью, в эту самую минуту Нийоле позвонила ему на сотовый, он ответил, а Никита тем временем забронировал места сам и положил трубку стационарного телефона. Не мог же он объяснять другу, что ему нужно два коттеджа! Но положение вышло щекотливое. А если бы Нийоле не позвонила в эту самую минуту? Мысль о ненатуральности их отношений с Ниной мучила его всю дорогу.
