— Да, сейчас он смотрится лучше, чем утром, — отозвался Хобарт.
* * *
Валентин сначала медленно, а затем ускорив шаг, направился к Софии.
— Могу я помочь вам? — спросил он своим мягким голосом.
— Да.
София оценивающе посмотрела на него, словно проверяя, справится ли он с тем, что от него потребуется. Удовлетворенно кивнув головой, она попросила:
— Принесите мне воду и какую-нибудь материю. Далее мне нужно, чтобы вы помогли хорошенько вымыть его нож.
Спокойно и с присущей ей уверенностью София добавила:
— Я — не хирург, но, кроме меня, никто этого сделать не может, и лучше всего начать как можно скорее.
Валентин недоверчиво посмотрел на нее, но поневоле подтянулся и отправился выполнять задание. Через минуту он вернулся с походной флягой и какими-то кусками материи в руках. Беглые рабы к этому времени уже вновь собрались к фургону и сейчас молча стояли вокруг распростертого тела Юэлла.
София передала Валентину нож. Каталонец начал чистить и точить его. Он плюнул на лезвие, вытер его о штаны и несколько раз для правки провел им по куску кожи, который он предусмотрительно прихватил с собой. После этого он вернул нож Софии.
— Марианна… — Он запнулся и поправился: — София.
Имя звучало для него непривычно, но он знал, что перед ним не та женщина, которую он знал полтора столетия назад. Это была София Гримстад, совершенно незнакомая женщина, у которой было такое знакомое лицо:
— София, зачем вы хлопочете вокруг него? Ведь он уже неживой.
София коротко улыбнулась:
— Если вы так считаете, то сейчас будете весьма удивлены. Он жив.
Стоящие вокруг люди стали о чем-то шептаться друг с другом. Один из них встал на колени и поднес руку вплотную к носу и рту Юэлла. София подождала некоторое время, затем отодвинула эту руку.
— Он еще дышит, — объявил человек тихим голосом, в котором звучал скорее благоговейный страх, чем радость.
— Вам, вероятно, не стоит смотреть, — сказала она, собирая тряпкой кровь с лица Юэлла. — Думаю, мне не остается ничего иного, как отрезать его ухо. Лучше всего будет, если я сделаю это до того, как он придет в сознание. Теменная кость у него цела, повреждены только верхняя челюсть и скула…
Она бросила быстрый взгляд на Валентина. На какой-то короткий момент слабость овладела ею.
— Бедный парень, — вздохнула она. — Бедный, несчастный человек.
— Он потеряет правое ухо, что вполне соответствует отсутствию у него правого глаза, — изрек Валентин.
София жалела и заботилась, как могла, об окружавших ее людях. Валентин их тоже жалел, но выразить это он мог только при помощи довольно циничных выражений, типичных для его века — века, в котором человеческая жизнь мало чего стоила.
