— Конан, — проговорила она сонно. — Ты не Дагонец. Я думаю, ты наемник. И много голов Юнетши ты отрезал?
— Я не воюю с водяными крысами! — фыркнул он.
— Но они так ужасны, — прошептала она. — Я помню, как они были нашими рабами. Но они восстали, они жгли и убивали. Только магия Кхосатрала Кхела удерживала их за пределами города.
Она сделала паузу, глядя загадочно и борясь со сном.
— Я вспоминаю, — прошептала она, — они поднялись на стены поздно ночью. Они кричали и жгли, а люди тщетно звали на помощь Кхосатрала.
Она тряхнула головой, как бы отгоняя воспоминания.
— Но, возможно, этого и не было, — прошептала она, — потому что я жива, тогда как они должны были убить меня… Черт с ним!
Она пошла по комнате, протянула руку Конану и потянула его к гобеленам. Девушка улыбнулась ему и стала похожа на засыпающего ребенка, ее длинные шелковистые ресницы поникли. Она сонно пробежала пальцами по своим темным локонам, как бы желая убедиться в реальности происходящего.
— Это сон.
Она зевнула.
— Возможно, что все это сон. Я чувствую, что хочу спать. У меня нет забот, я ничего не помню. Я чувствую, там есть что-то, чего я не понимаю, но мне хочется спать, когда я пытаюсь думать. Но все это неважно.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Конан. — Ты сказала, что они перелезли через стены поздно ночью? Кто?
— Юнетши, во всяком случае, я так думаю. Туча дыма, и тут этот голый демон ударил меня ножом в горло. О, как это было больно! Но это был сон, потому что здесь нет никакого шрама.
Она осмотрела свою гладкую грудь, а затем села на колени Конана, обвила руки вокруг его массивной шеи, заставив его присесть на край алькова.
— Не могу вспомнить, — прошептала она.
Она уютно пристроила свою голову на его мощной груди.
— Всюду дым и мгла. Все не материально. Ты не материален. Ты силен. Давай жить, пока сможем. Люби меня!
Он убаюкивал голову девушки в своих согнутых руках, потом поцеловал ее полные красные губы с непритворным удовольствием.
— Ты силен, — повторила она.
Ее голос постепенно становился все тише и тише.
— Люби меня, люби…
Сонное бормотанье затихло, туманные глаза закрылись, длинные ресницы опустились, гибкое тело расслабилось в руках Конана.
Он склонился над ней. Она казалась частью иллюзии, которая была сущностью этого города, но прочная материальность ее тела убеждала, что это живая девушка, а не сон.
Не беспокоясь, он положил ее на меха.
Она спала глубоко и натурально. Он решил, что она наркоманка и, по-видимому, употребляет черный лотос Ксасала.
