.
Анималистские рассказы Маршалла не преследуют естествоиспытательских целей, хотя зоркость наблюдений могла бы удовлетворить знатока буша. Они — о людях и животных. Анималистская струя возникла в австралийской литературе, как только она занялась поселенцем-пионером. Ведь для него так много значили и верный пес — охрана, спутник в странствиях, и добрый конь (о приверженности австралийцев к конному спорту и лошадям написаны тысячи страниц, и Маршалл разделяет эту наследственную любовь). Одинокий фермер или пастух, беседующий с собакой, единственным слушателем, — характерный персонаж австралийского рассказа XIX века. Во второй половине XX века, когда человечество столкнулось с экологическими проблемами, в литературе все чаще стали раздаваться голоса в защиту уникальной австралийской фауны, любых хищнически истребляемых животных.
Смысл рассказов Маршалла но в единоборстве человека и животного. Загонщик, которому поимка дикого коня стоила огромных усилий, ночью потихоньку выпускает его на волю, и это истинная его победа: собственнический инстинкт отступает перед сочувствием к животному, признанием его права на свободу («Джентльмен»). А бывшему солдату жаль маленькую утку в тихой заводи, под чистым небом — комочек жизни и покоя, о которых он мечтал в аду войны («Солнцу навстречу»).
Если кто-то был гоним,
Я бежала вместе с ним.
Чье-то сердце уставало,
В такт ему мое стучало…
Эти строки австралийской поэтессы Мэри Гилмор могли бы передать эмоциональную тональность рассказов Маршалла «Серая кенгуру», «Моя птица». Писатель создает образы, в которых сконцентрированы драматические контрасты мировосприятия.
«Моя птица!» — на языке орущих в жадном азарте охотников означает желанную добычу, а в устах метиса Дэна, охраняющего заповедник, это возглас победы над сеятелями смерти: птица улетает под градом пуль.
В рассказах-сценах без главных героев — «В полдень на улице», «Красногривые дикие кони» — свет падает то на одно, то на другое лицо, выявляя взаимосвязь людей, их взаимозависимость. Вокруг девушки, упавшей в обморок, собрались прохожие: и любопытствующие, и всезнайки, и добрые души, которые приводят ее в чувство. Ей же хочется спрятаться от «этих противных людей», и она благодарит инкассатора, отвезшего ее домой, за то, что он «не такой, как они». В его словах, брошенных на прощанье после минутной паузы («А ведь я тоже стоял вместе со всеми!»), — внутренняя честность художника, которому одинаково чужды и ложный глянец, и мрачные краски возведенной в абсолют разобщенности.
