Отец ни разу не рассказывал мне подробностей той проделки, очевидно, он считал ее ребячеством. И когда я продолжал его расспрашивать: «А олень побежал?» — он отвечал коротко: «Да еще как!»
Я решил расспросить об этом эпизоде Питера Финли. Мне казалось, отец не хотел вспоминать о приключении с оленем потому, что олень его сбросил.
— Олень задал отцу трепку? — спросил я Питера.
Впоследствии кто-то рассказал мне, что олень обломил об отца рог. Это и вызвало недовольство мистера Карузерса, который собирался, когда олень сбросит рога, повесить их в гостиной над камином, как он это делал каждый год.
После смерти мистера Карузерса миссис Карузерс куда-то отправила оленя. Но когда я подрос настолько, что стал тайком забираться в парк, еще можно было видеть глубокий след, протоптанный оленем там, где он ходил и ходил по кругу.
Вот почему, а также потому, что все в Туралле, за исключением моего отца, относились к миссис Карузерс с трепетом, я с таким благоговением рассматривал лежавший передо мной ящик и ценил его гораздо выше любого подарка, который мне когда-либо приносили. Он имел такую цену в моих глазах не сам по себе (коробка из-под свечей на колесиках доставила бы мне гораздо больше удовольствия), но в нем я видел свидетельство того, что миссис Карузерс знает о моем существовании и считает меня важной персоной, достойной получить от нее подарок.
Ведь, кроме меня, никто во всей Туралле не получал подарков от миссис Карузерс. А она была обладательницей коляски на дутых шинах, пары серых лошадей, целого выводка павлинов и бесчисленных миллионов.
— Мама, — сказал я, глядя на мать и все еще крепко держа ящик, — когда миссис Карузерс отдавала Мэри подарок, Мэри ее потрогала?
На следующее утро мне не принесли завтрака, но я и не хотел есть. Я был возбужден и встревожен, временами меня охватывал страх, и тогда мне очень хотелось, чтобы мама была рядом.
В половине одиннадцатого сиделка Конрад подкатила к моей кровати тележку, напоминавшую узкий стол на колесах, и сказала:
— Садись, сейчас мы с тобой прокатимся.
Она откинула одеяло.
— Я сам сяду, сам, — сказал я.
— Нет, я подниму тебя, — возразила она. — Разве ты не хочешь, чтобы я тебя обняла?
Я быстро оглянулся на Энгуса и Мика — слышали ли они эти слова.
— Чего ты ждешь? — крикнул мне Мик. — Ведь лучшего барашка-подманка на свете не сыскать. Поторапливайся.
Она подняла меня и несколько секунд подержала на руках, улыбаясь мне.
— Я ведь не барашек-подманок, правда?
