Четверо узников, припав головами к решетке, с ужасом смотрели на эти приготовления.
Вдруг из-за двери донесся приглушенный шепот:
— Имеется приказ: если студенты сорвут третьи ворота, немедленно открывать по ним огонь!
Лу Цзя-чуань быстро обернулся к двери и увидел надзирателя, мелькнувшего за дверью.
— Кто это такой? — спросил он Ян Сюя.
— Один патриот…
При свете тусклой лампы широкое, круглое лицо Ян Сюя казалось необычно бледным.
В стену камеры опять постучали, и негромкий голос произнес:
— На крыше гарнизонного штаба несколько пулеметов, они нацелены на третьи ворота.
Подумав мгновение, Лу Цзя-чуань сказал:
— Брат Ян, обстановка требует от нас немедленного решения. Ты можешь переправить письмо к нашим товарищам? Для того чтобы избежать кровопролития и жертв, мы должны предложить им временно приостановить штурм тюрьмы. Что ты на это скажешь?
Подумав, Ян Сюй ответил:
— А это не соглашательство? Начали мы как тигры, а кончаем как змеи? Надо еще подумать!
— Нет, — настаивал на своем Лу Цзя-чуань, — время не терпит, нельзя долго раздумывать. Ты и я напишем на волю по записке. Ты — студентам Центрального университета, а я — студентам нашего университета. Не мог бы ваш патриот помочь нам?
Ян Сюй извлек припрятанные им в углу камеры огрызок карандаша и клочок бумаги. Для того чтобы тюремщики не раскрыли их намерений, У Хун-тао и Сюй Нин накрыли товарищей одеялами. Ян Сюй зажег спичку, и Лу Цзя-чуань быстро написал несколько иероглифов. Ян Сюй тоже написал таким образом записку. После этого Ян Сюй подошел к «глазку» и три раза тихонько кашлянул. В окно просунулась рука и тут же исчезла вместе с записками.
Из-за третьих ворот неслись крики:
— Стреляйте! Все равно наша горячая кровь сильнее вашего оружия!
Наступала ночь. Тысячи молодых голосов продолжали скандировать эти слова.
Демонстранты были возбуждены до предела. Они давили своими телами на ворота. Ворота скрипели и трещали под их ударами и вот-вот могли рухнуть.
Роковая минута приближалась. Дула пулеметов на крыше угрожающе глядели на демонстрантов.
Лу Цзя-чуань и остальные узники судорожно сжали прутья решетки и приникли к окну.
Не вечно будет эта темень,
Всему приходит свой черед.
Проходит ночь, тускнеют тени,
И солнце над землей встает…
Это тихо пел Лу Цзя-чуань. Он не верил, что их записки принесут какую-нибудь пользу, и в душе уже приготовился к самому худшему. Его товарищи тоже подхватили песню тихими голосами:
И солнце над землей встает…
