Странно, но мы укладывались в график, минута в минуту. Фамилии, написанные синим маркером на дверях секций холодильника, таяли одна за другой, стертые резкими торопливыми движениями. Когда семеро постояльцев были отправлены в последний путь, Старостин сверился со списком выдач, тут же назвав восьмого.
— Щербинина, Темыч, — услышал я, утерев пот с лица.
— Ага, понял, сейчас.
— Очень странная родня у этой Щербининой, — сказал Бумажкин, когда я заруливал подъемник с трупом в зону выдачи. Он познакомился с ними вчера, принимая вещи покойной. — Как бы не случилось каких сюрпризов.
— Вот сюрпризы нам сейчас совсем ни к чему, — пропыхтел Старостин, ловким движением ставя небольшой, но тяжелый сырой гроб на подкат. — Железный он, что ли.
— И что за странности? — поинтересовался я, вытряхивая в гроб содержимое пакета с ритуальными принадлежностями. «С праздником!» — было написано на пакете яркими размашистыми буквами.
— Набились ко мне в кабинет впятером, стали там вещи перебирать, суетиться. И при этом говорили с таким пафосом, с уклоном в религиозный фанатизм. Спрашиваю: «Бальзамировка требуется?» — а они мне хором: «На все воля Божья», — говорил старший санитар, поправляя в гробу то, что осталось в этом мире от гражданки Щербининой.
— Хотели, наверное, чтобы ты напрямую этим вопросом у Господа поинтересовался, — предположил я.
— Не иначе. Говорю: «У вас кремация или похороны?» И опять — «все в руках Всевышнего». Потом все-таки сознались, что похороны, на Николке.
— Да, с такими всякое бывает, — озабоченно сказал Вовка, быстро скрывая под слоем пудры бурые трупные пятна на лице грузного мужчины. — А агент их не появлялся?
— Нет у них никакого агента. Да и зачем он им, раз у Бога все под контролем. Тут агенту делать нечего.
— Ладно вам, обойдется, — оптимистично сказал я, взявшись за ручку опустевшего подъемника.
— Будем надеяться. Но, с ними, парни, ни в какие разговоры не вступать, только самый необходимый минимум. А то на проповедь нарветесь, — предупредил Бумажкин.
Вскоре мне довелось увидеть тех, кто так истово уповал на Бога.
Сперва в траурном зале, где уже стоял гроб с телом, появился заказчик с паспортом в руках, невысокий тощий пожилой мужчина с острыми птичьими чертами лица, на котором кривовато сидели сломанные массивные роговые очки с дужками, прихваченными тонкой медной проволокой. Из-за толстых стекол его глаза казались непропорционально маленькими, и оттого сходство с птицей становилось еще сильнее. На нем висел мешковатый черный костюм в серую полоску, такой мешковатый, что казалось, будто на заказчика накинули какую-то тряпку, лишь схожую с мужским костюмом. Мятая унылая рубашка с застиранным воротничком была застегнута на последнюю пуговицу, но галстука при ней не было. Его изрядно поношенные ботинки были чистыми, но всем видом своим напоминали обувь, готовую к ссылке на дачу. Похоже, сразу после покупки одежды родственник Щербининой перестал обращать на нее внимание, во всем полагаясь на Бога. Но судя по всему, Всевышнему было не до этого, а потому она осталась без присмотра.
