— Дженни, — проговорил он, понизив голос так, что перешел на хрип. — Послушай, Дженни…
— Мне очень жаль.
Она двинулась по улице, стараясь уйти от него, но он шел рядом, волоча свою «Ямаху».
— Я люблю тебя, Дженни, — произнес он.
От замешательства она рассмеялась.
— Ах, да ну…
— Дженни.
Они проходили мимо бензоколонок гаража «Орчард». М-р Бэттен стоял на мостовой, вытирая тряпкой облитые бензином руки.
— Ну, как он там? — крикнул он Бородатому Мартину, имея в виду «Ямаху», но тот пропустил это мимо ушей.
— Я все время думаю о тебе, Дженни.
— Ах, Клайв, не говори глупостей. — Она сама чувствовала себя глупо, назвав его по имени.
— Я тебе нравлюсь, Дженни?
— Конечно, нравишься. — Она улыбнулась ему, стараясь скрыть ложь: не так уж нравился, но не так уж и не нравился. Просто ей было жалко его с этим его торчащим подбородком и прозвищем, которым он был ему обязан. Его отец работал на фабрике порошкового молока. Бородатый будет делать то же самое: это было легко угадать.
— Пойдем, покатаемся со мной, Дженни.
— Нет, честно.
— Ну, почему нет?
— Лучше ничего не начинать, Клайв. Послушай, не надо писать мне записки.
— Тебе не нравятся мои записки?
— Я не хочу ничего начинать.
— Есть кто-то другой, так, Дженни? Адам Суонн? Рик Хэйс?
Он говорил, как персонаж из телепостановки, сентиментально и глупо.
— Если б ты знала, как я к тебе отношусь, — говорил он, еще сильнее понизив голос. — Я люблю тебя, как не знаю что. По-настоящему.
— Ты мне тоже нравишься, Клайв. Только не в этом смысле, — добавила она поспешно.
— И никогда не понравлюсь? Ты даже не хочешь попробовать?
— Я же сказала.
— Рику Хэйсу только секс и нужен.
— Мне не нравится Рик Хэйс.
— Если у девчонки хорошие ноги, ему все равно кто.
— Да, я знаю.
— Я не могу ни на чем сосредоточиться, Дженни. Я все время думаю о тебе.
— Мне очень жаль.
— О боже, Дженни.
В поисках спасения она зашла в магазин «Мэйс» [*отделение сети продовольственных магазинов]. Взяла проволочную корзинку и сделала вид, что рассматривает банки с едой для кошек. Она услышала рев «Ямахи» — уехал ее поклонник, и она чувствовала, что это неправильно, что он так вот уехал, с таким шумом, когда он так расстроен.
Дома она думала про этот случай. Ей не так уж было неприятно, что парень страстно признался ей в любви. Она даже чувствовала себя в довольно приподнятом настроении. Когда она думала про это, то чувствовала приятную теплоту, и это ощущение смущало ее. Как это ее, так горячо влюбленную в другого, могли хоть чуть трогать детские объяснения мальчишки из 1-го «Б» — это было непостижимо. Она даже подумала, не рассказать ли про этот случай матери, но в конце концов решила, что не надо. «Вроде она довольно оживлена», — услышала Дженни бормотание отца.
