— В этой пьесе, — объяснял он тихим голосом, почти шепотом, — порядок воплощает королевский род Шотландии. Мы должны постараться не забывать о взглядах Шекспира, о том, как он понимал происходящее.
Проходили «Макбета» и «Гекльберри Финна», но выглядело естественнее, когда он говорил о Шекспире, и ему это больше подходило, чем когда он говорил о Марке Твене.
— При сохранении естественного порядка, — говорил он, — после смерти Дункана королем стал бы его сын, Малькольм. Дункан уже показал — он сделал его принцем Камберлендским, — что считает его способным править страной.
У Дженни были белокурые волосы, цвета спелой пшеницы. От пробора посредине они ниспадали двумя ровными прядями по обе стороны ее худенького личика. Большие глаза тускло-голубого цвета. Долговязая. Она считала, что у нее чересчур длинные ноги, но мать говорила, что со временем она еще будет благодарить за это.
— Припомните, крушение во всем, — говорил он, — В природе, как и в королевском доме. Шекспир предлагает нам сопоставить то, что происходит в мире людей и в мире природы. В ночь гибели Дункана внезапно разражается буря, которая сносит трубы с крыш и сотрясает дома. Раздаются таинственные звуки. Беснуются лошади. Вылетевшая на охоту сова убивает сокола.
Когда Дженни слушала его, ей казалось, она могла бы слушать вечно. Ночью, лежа в постели с закрытыми глазами она с наслаждением предавалась досужим фантазиям — то завтракала с ним, то гладила его вещи, то гуляла с ним по берегу моря или сидела с ним рядом в его стареньком форде. Одну из таких фантазий она повторяла для себя много раз: она идет по приморскому бульвару в Лайм-Реджисе, [*приморский курорт н Дорсете, на юго-западе Англии] он подходит к ней и спрашивает, не хочет ли она пойти с ним погулять. Дойдя до скал, они идут по тропинке, которая тянется среди скал, и все здесь совсем по-другому, чем в фоксфилдской школе, потому что они вместе и одни. С женой они развелись, говорит он ей, — пришли вместе к выводу, что они несовместимы. Он собирается бросить фоксфилдскую школу, так как одну из его пьес приняли на радио, а другая пойдет на лондонской сцене. «О дорогой», — говорила она, осмелев. «О Дженни», — говорил он.
Проходили семестры и каникулы. В тот год она один раз, перед самой пасхой, встретила его, когда они с женой делали покупки в «Интернэшнл сторз» [*название продовольственного магазина самообслуживания] в Илминстере. С ними было двое из их четырех детей: маленькие мальчишки в веснушках. Жена тоже была в веснушках. Похожа на набитый мешок, размышляла Дженни, поставленный на толстые, на вид больные ноги. Он толкал перед собой тележку, заваленную коробками кукурузных хлопьев для завтрака, хлебом в обертке, консервными банками. Даже если он и не говорил с ней, даже если, по-видимому, и не видел ее, повстречаться с ним в городе — большая удача: и Фоксфилде он показывался редко. Фоксфилд — широко расползшаяся, похожая на рабочий поселок деревня с полдюжиной лавок да пабом «Лук и стрела» — правда, он огромный. В 1969 году ко всем прочим новым зданиям здесь прибавилась общеобразовательная школа. Из-за местоположения сторожки Теннисонов, ясно, им было удобнее делать покупки в Илминстере.
