В этот раз болтовней Лерст заработал не благодарность в виде горсти огурцов, а крепкий подзатыльник от Хередана.
— Скажите, пожалуйста, дагастур, а не находили ли в капище каких-нибудь странных следов?
— Следов не находили. А вот на одной из стен был странный подтек. Черный, как копоть. С тех пор как… с тех пор как мой отец — бог Фелитан — умер, мы больше не заходим в капище. Хотя, я оговорилась. Он не умер, скорее, впал в долгий сон. Не отзывался, не двигался… И потом пришел к моей матери во сне. Она уже старая женщина, но сумела слово в слово передать пожелание Фелитана. Мы сделали так, как он просил. Я своей рукой лишила его жизни. Бог по-прежнему с нами, мы чтим его, хотя теперь не можем с ним разговаривать и внимать мудрости.
— Я окончательно запутался, — признался Хередан. — Он мертв — но не мертв? Как такое возможно?
— Боги могут все! — повысила голос дагастур. — А мой отец был могуч! Он веками одаривал свой народ такими снами, после которых даже самый черный день забудется, а утро покажется прекраснейшим на свете. Фелетан сказал моей матери, что у нас нет выбора: либо вскоре он сдастся какой-то непонятной порче и сведет нас с ума, либо же мы поступим так, как он попросил: заключим его силу в сосуд из глины и закопаем посередине поселения.
— А вы не думали, что если он просто умрет и сила его покинет тело, то не сможет изводить вас кошмарами и уж подавно не сведет с ума? — спросил Ард. — Выпустите его силу из сосуда — и пусть летит, куда вздумается.
— Святотатец! — вскричала она, разом растеряв всю доброжелательность. — Да как ты смеешь даже помыслить об этом?! Воистину ночью добрые гости не приходят.
— Не гневись, дагастур, — Хередан поклонился. — Юнец погорячился. Это свойственно юности. Все мы болтали глупости в годы, когда считали себя умнее других.
— Ты прав, воин. Я не держу на него зла.
Они решили выезжать немедленно. Ард призывал спутников к тому, чтобы попытаться помочь несчастному народу, но в этот раз его не поддержала даже Рэйхе.
— Это их дело, — отрывисто бросил горец, взбираясь на козлы. — Они не знают другой жизни, кроме как под сенью мудрости своего Фелетана. Даже если он будет туп, как пробка, люди продолжат в него верить. Потому что так тянулось сотни лет. И вообще — ты-то откуда знаешь, что можно сделать с тем сосудом? Разбить? Утопить? Увезти в далекие края? А вдруг как дух вырвется на волю и начнет терзать не только свой народец, а всю Гаргию?
