– А одновременно этому новому миру нужны традиционные сильные державы, так как глобальные последствия их скоропостижного угасания никому не сулили бы ничего хорошего.
– Запад сегодня не уверен в собственных ценностях. Соединенные Штаты попали в фискальный тупик и быстро превращаются в страну с самым неравномерным и несправедливым распределением доходов. Америке – еще недавно доминировавшему на мировой сцене игроку – может не хватить силы и энергии для выстраивания архитектуры нового мирового порядка. Ее роль в этом нестабильном мире зависит от того, как она справится с внутренними проблемами.
– Так что нам стоит быть готовыми к массе сюрпризов. Удивила ли вас 20 лет назад внезапная кончина извечного врага – СССР?
– Нет. После победы «Солидарности» на выборах в Польше, падения Берлинской стены, избрании Леха Валенсы и Вацлава Гавела на должность президентов, обретения независимости Литвой, Латвией и Эстонией осенью 1991 года стало ясно, что дни империи сочтены. Для меня референдум на Украине и произошедшая вскоре после этого встреча «тройки» Ельцин – Кравчук-Шушкевич – лидеров России, Украины и Белоруссии – в Беловежской пуще означали де-факто распад СССР. Спуск красного флага в Кремле был уже формальностью, за которой было приятно наблюдать.
– Как вы, человек, которого в течение десятилетий считали в Кремле публичным врагом номер один, ее восприняли: с ощущением триумфа или, скорее, облегчения?
– С чувством глубокого удовлетворения, что, наконец, наступило то, что не наступило в 1945 году – свобода. После распада СССР я сразу же пришел к выводу, что следует безотлагательно начать усиливать независимость Украины. Возможно, с объективной точки зрения, это не было тогда самым важным, но мои мысли пошли тогда в этом направлении.
– Вас ненавидели в Москве по разным причинам: из-за кампании в защиту прав человека, нормализации отношений с Китаем, которая имела отчетливо антисоветское содержание и нацеленность, и, конечно, позиции в отношении советской агрессии в Афганистане. А прежде чем вы попали в Белый дом, они не могли простить вам упорного разоблачения их идеологии.
– Я приравнивал режим немецких фашистов к тоталитарному правлению Сталина. Это должно было быть болезненно. Они, понесшие гигантские жертвы в войне с Гитлером, помещались в один ряд с нацистами. Обе эти тоталитарные системы сделали из государства орган коллективного действия, оба добивались повиновения жестоким террором и совершали массовые преступления, которым нет равных в истории человечества. Им также было наверняка неприятно, когда я писал, что Сталин не предал Ленина, а был его верным продолжателем.
