Джонсон продолжал дуться. Он хотел затеять ссору, но не знал, как это сделать. Причинив ему боль, я отнял у него свой недавний успех — вот что он чувствовал. Я бросил его и пошел в город пешком. Огни вспыхивали беззвучными взрывами. Наступил час, когда все руки тянутся к выключателям. Я видел огни долины до самого Хайфилда — ряд громоздился за рядом, словно огромный военный лагерь занял все пространство до смутно чернеющей громады Райдингской больницы на высоком гребне. Туман полз от реки, затягивая долину позади парка, в центре которого стоял одинокий холм; темные силуэты кустов и деревьев по его склонам казались зверями, присевшими на задние лапы. Оглянувшись, я увидел, что Джонсон бредет ярдах в пятидесяти позади меня.
Я не знал, что делать дальше. Книги с собой у меня не было. «Тореадора» я оставил дома. Я подумал, что с удовольствием прокатился бы на автомобиле куда-нибудь за город. Я купил спортивную газету, после долгих поисков нашел на внутренней странице маленькую заметку о матче и увидел, что всего через час или около того после финального свистка мое имя было напечатано в газете большими буквами. По нашим токарным стандартам — одна шестнадцатая дюйма. Не очень внушительно. Но я сумею сделать их больше!
Добравшись до города, я просто сел на 10-й автобус.
Она стояла в кухне, наклонившись над раковиной. Линда и Йен играли на стуле около камина. Они отчаянно шумели. Йен был без штанов. Я шлепнул его по голому заду и сел, раздраженный, как внезапно нагрянувший инспектор, тем, что она возится в этой непроветренной, неприбранной, заставленной посудой конуре и ничего не знает об успехе, который вошел сюда вместе со мной.
— Вы пили чай? — спросила она.
— Пил после матча.
— Как прошла игра?
— А вам интересно?
— Не очень… Что там у вас? — сказала она, услышав рев Линды. Она вытерла руки, чтобы разнять детей, и слегка шлепнула их обоих.
На мгновение они уставились на меня и, увидав в моих глазах сочувствие, заревели еще громче.
— Что тут смешного? — спросила она.
— А вам не кажется, что они смешные? — ответил я.
Она отошла к раковине и снова принялась стирать нелепые штанишки Йена, которые сама сшила. Она, конечно, вспоминала, сколько времени ей приходится изо дня в день проводить с детьми и почему она не замечает, что они смешные.
— Иногда кажется, — сказала она.
Я освободил себе место, сбросив на пол газеты, кукол, разорванные книжки, грязное белье, драные подушки, кубики и жестяные автомобильчики.
