— Куда ж денешься?
Он расхохотался во все горло. Я видел, что Джонсон вышел из уборной и остановился в стороне. Я поманил его, но он не подошел.
— Вы играли в других клубах… в какой-нибудь другой лиге? — спросил Уивер, словно не заметил, как я подзывал Джонсона.
Я покачал головой.
— По-моему, я прежде не слышал вашей фамилии — Мейчин. — Он произнес ее как-то пренебрежительно, и мы посмотрели друг на друга с инстинктивной настороженностью.
— Жаль беднягу Тэффа Гоуэра.
— А что с ним? Я его не видел после матча.
— Разумеется. Его увезли в больницу, чтобы сделать рентген. Кажется, у него сломан нос. Для такого щуплого юнца у их центра тяжелый удар! — Уивер улыбался, почти смеялся, его голубые глазки моргали.
— Не повезло.
— Вот именно. — Он взял шляпу, так и не притронувшись к пиву. — Ну, мне пора. С вами уже подписали контракт?
— Я должен сыграть еще один матч, прежде чем они решат.
— Не думаю, чтобы им было так уж трудно это сделать. А как по-вашему? — Его младенческие глазки снова заморгали и провалились в напухшие подглазья. — Пока, Артур.
Как только он ушел, я повернулся к Джонсону.
— Кто это? — спросил я.
— Неужто ты не знаешь, Артур? (Он знал, что я знаю.)
— Кто это?
— Угадай… ну-ка, попробуй угадай. — Он улыбался — эта игра доставляла ему удовольствие.
Я схватил его за руку, за кисть, и крепко сжал.
— Кто это, папаша?
Я сам удивлялся, что так себя веду из-за Уивера. Наверное, иначе я не мог сладить со своим волнением.
— Это подло, Артур! Это подло. — Я стиснул его руку еще сильнее, так что побелели скрюченные пальцы. — Это подло, — простонал он.
Я отпустил, и Джонсон принялся осторожно потирать запястье, не спуская с меня глаз.
— Зачем ты это сделал, Артур?
— Не знаю.
Все невысказанные упреки подступили ему к горлу.
— Зачем ты так схватил меня за руку?
Я мотнул головой.
— Это был Уивер? — спросил я.
— Мне больно. Ты из-за него так меня схватил? — Он прикрыл запястье здоровой рукой. — Только потому, что это был Уивер?
Я удивился, что Джонсон вдруг обиделся оттого, что ему причинили боль. Он ведь был из тех, кому всегда причиняют боль и всегда будут причинять боль, что бы он ни сделал. Мне было противно слушать его жалобы. Не я, так другой сделал бы ему больно. Что же тогда меня попрекать, как будто я какой-нибудь бандит?
— Ты слишком разгорячился, — сказал он устало, поглаживая горевшую кисть. — Я думал, ты знаешь, что это Уивер.
— Я удивился, что он так со мной говорит. Ведь это чего-нибудь да стоит, если он сам к тебе подходит и начинает вот так разговаривать. Значит, он меня заметил.
