Денис Гуцко. Бета-самец: Роман. М.: Астрель
Даже если бы прозаик Денис Гуцко за последние семь лет ничего больше не написал, ему уже все равно уготовано место в грядущей «Истории русской литературы XXI века» — как букеровскому лауреату, на которого публично разозлился Василий Аксенов. Будучи председателем жюри-2005, мэтр так сильно лоббировал своего протеже, что букеровские судьи взбрыкнули: из принципа отвергли питерского фаворита, поскребли по сусекам скудного шорт-листа и выбрали малоизвестного ростовчанина. После чего оскорбленный в лучших чувствах Василий Павлович на торжественной церемонии словесно высек победителя и вообще отказался вручать ему диплом.
Вслед за Аксеновым и многие критики объявили триумф Гуцко «откровенно незаслуженным» или, в лучшем случае, сочли премию авансом на будущее. Между строк проглядывал упрек в нарушении литературной «табели о рангах»: дескать, прозаик второго эшелона угодил в первый ряд в результате закулисных игр жюри, а потому должен знать свой шесток. Собственно, и сам лауреат чувствовал двусмысленность внезапного перехода в высшую лигу. «Я считал, что у меня очень маленький шанс на победу», — признавался Гуцко в интервью и обещал отработать аванс, то есть в будущем написать «такую вещь, против которой никто ничего не сможет сказать».
Букеровская эпопея не прошла бесследно для автора: премиальные перипетии подстегнули его фантазию. Темой нового романа стало то самое иерархическое деление на «первых-вторых» в современном обществе. Александр Топилин, совладелец компании, занимающейся укладкой тротуарной плитки, смирился с «положением второго человека при Антоне Литвинове» — владельце фирмы. Герой понимает, что Антон, сын крупного чиновника, лучше приспособлен для бизнеса, и признает первенство «альфа-самца». Даже когда между персонажами возникнет конфликт, «бета» предпочтет борьбе бегство. Роман в основном написан от третьего лица, хотя порой возникает «я» повествователя. Лишь к середине книги мы понимаем, что это «я» — тот же Топилин, и испытываем дискомфорт: «вечно второму» вроде бы не по чину вести рассказ от первого лица…
Гуцко честно пытается повторить опыт раннего Маканина, сопрягая социальное с психологическим в жестких пропорциях — благо автор «Человека свиты» ныне воспарил к чистой схеме и ниша свободна. Но отработать аванс семилетней давности не удается. По крайней мере премиальные перспективы «Бета-самца» сомнительны: стилистические промахи, свойственные прежним вещам прозаика, не только не устранены, но усугублены. Избыточные словесные загогулины («в распаленной душе стоял долгий привкус красоты и полета», «умеет удобрить компромиссом каменистое наше бытие») быстро перерастают в кривоватый волапюк («интересовался замостить», «разнузданно плечист», «лицо укололо нетерпеливым взглядом»), а тот вскоре мутирует в унылый и убогий, как газетная передовица 1970 года, канцелярит («вопрос деторождения из плоскости теоретической переместился в практическую и был поставлен ребром»). Когда же доходит до эротических сцен, на свет выползает такой штамп, от которого, кажется, даже участникам сцены неловко: «ожившие соски вздрогнули, затвердели» — это почти буквальная цитата из издевательской пародии Тимура Шаова на дешевые переводные любовные романы!
