Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать | страница 50
К сожалению, автору не удается одновременно спасать Россию и писать прозу. Увлеченная своей миссией, писательница забывает о главном писательском инструменте — русском языке. «Вечно напуганные матери первою мыслью своих чад внушали недопустимость производить какой-либо шум», «вид полного довольства, особо заметного рядом с выбежавшим лакеем»… С какого языка перевод? С масонского? Временами кажется, что в активном лексиконе автора — всего пара-тройка однокоренных слов. «Две державы явственно копили силы», «явственно утратив к оным интерес», «Сабуров явственно ждал кого-то», «явственно пытаясь перебороть волнение», «в зале что-то явственно хрустнуло», «священник явственно развеселился», «явственно свидетельствовал о наличии ворвани», «Сабуров явился величавым красавцем», «кушанье явилось между тем с несказанною быстротой», «устрицы, наконец, явились», «из кармана явились исписанные мелким почерком листы», «вот уж явились глазу знакомые родные буквы», «гостиная являла собою баталию минувшей ночи», «покои настоятельницы и впрямь являли самый необычный вид», «граф Аракчеев являл собою страшное зрелище», «мягкий южный ноябрь явил солнечный полдень». И так далее, от начала до конца книги.
В одном из интервью Чудинова невысоко оценила нынешнюю русскую литературу: мол, произведениям, «не отвечающим вполне конкретным пораженческим установкам», трудно пробиться к успеху. «Создается безрадостное впечатление, — посетовала она, — что наш литературный процесс поощряется и премируется каким-нибудь ЦРУ». Будем надеяться, что новый роман Елены Петровны не будет ни поощрен, ни премирован. В ином случае ее ждет пренеприятнейший разговор на Лубянке.
Часть вторая
Куда уехал жрец
Когда в ходе разговора о современных писателях я в очередной раз слышу словосочетание «Большая Литература», то рука моя тянется… Нет, не за пистолетом, конечно, но уж за валидолом точно. Потому что литературоведение превращается в надувательство: граждане, которые присваивают себе право выстраивать нынешнюю словесность по ранжиру, чаще всего не имеют в своем распоряжении подходящего измерительного прибора. Большая — это какая конкретно? Очень умная? Наиболее духовная? Патриотично-гражданственная? Строго насупленная, чтоб ни-ни? Самая литературно изощренная? Та, которая под завязку — как наволочка пухом — набита Большими Идеями? Та, которая написана лауреатами премии «Большая книга»?
В предисловии к первому разделу мы вели речь о беллетристике — то бишь развлекательной литературе. Для наглядности выведем ее пока за скобки: пусть она считается прозой небольшой и даже мелкой. Отправляем карликов в свой отдельный загончик, чтобы их случайно не затоптали великаны. Бар-р-рабанная др-р-р-робь! Где же великаны? Эй, великанов не видели? А-а, вот эти унылые тома в похоронных переплетах и есть великаны: пусть порой они неказисты на вид, зато считается, что внутри они крупнее, чем снаружи, — удивительный и неповторимый феномен! Если верить релизам и аннотациям, перед нами именно та разновидность художественной прозы, которая гордо отправилась навстречу читателям по безупречной дорожке, неся на себе особую печать избранности.