Надо же! В этих местах я гостил в сентябре. Солнышко яркое. Травка зелененькая… Боевики дружественные, надменные, жующие жвачку. Разговоры ленивые: штурмовать Грозный, не штурмовать… Это было тогда. А теперь? Угрюмые зелено-коричневые тона. Горы трупов. Танки, артиллерия. Там где армия – дипломатии нет. Генералам чужды лингвистические хитросплетения. Вагон тротила в обмен на выполненную задачу. А Грозный… Тут запасов военного округа хватит навряд ли. Да и техники тоже.
Не конфликт, не «горячая точка» – война.
Иногда по автомобильному полю, зачем-то бибикая, проскакивают машины. Танки лязгают гусеницами. Иногда поле пешком пересекают офицеры или солдаты. Неторопливо балансируют по колее, как по канату. Голоса у военных хриплые, надсаженные. Вот сейчас мимо нас проходит расхристанный молодой лейтенант, с перевязанной белым бинтом головой. Он в бушлате, без шапки, грызет семечки. Лицо у лейтенанта бледное, глаза стеклянные. На соседнем БТРе солдаты. Один поворачивается ко мне. Черная вязаная шапочка. Автомат за спиной. Бушлат расстегнут, под ним какая-то малиновая дамская водолазка. Он тяжело вздыхает. У меня в груди растет щемящее чувство. Что происходит? И это она, «непобедимая и легендарная»? «Познавшая радость побед»? Каких-то бородачей с берданками испугались!?
А чего мы хотим от этих военных? Три года загоняем их в угол. Офицерам плюют в лицо в общественном транспорте. В больших городах они ездят на службу в гражданке. Им разрешают. А по ночам грузят мусор, сторожат склады и автобазы – надо же кормить семью. Солдаты, натуральным образом, просят милостыню. Их жалеют, им подают.
Вадик матерится. Авария: густой глиной ему «отсосало» подошву ботинка. Размерчик-то у него 46‑й. Где найдешь? Водитель уходит. Появляется через минуту с огромным резиновым сапогом на нужную ногу:
– Надевай!
– Откуда?
– С убитого.
Вадика эта информация не смущает. Он кряхтит, наматывает портянку и натягивает сапог.
Меня передергивает:
– Покажи!
Водитель, взрослый контрактник, выплевывает окурок и приглашает в сторонку. Сую нос под отвернутый водителем тент. Люди. Вернее, тела, в таком же грязном, как на живых, камуфляжном тряпье. Вповалку. Все, что осталось от солдат. Молча возвращаюсь назад. Закуриваю. Хотя больше десяти лет не курю.
Нас пересаживают в БТР. Теперь вроде как в Грозный, в ставку командующего 8‑м армейским корпусом генерала Рохлина, на консервный завод.
– Я на броне поеду!
Водитель хлопает меня по плечу.
