Грозный. Буденновск. Цхинвал. Донбасс | страница 2



Я выхожу. На улице снег. На горизонте появляется Вадик Андреев, оператор. Мысленно присуждаю ему приз в номинации «самая неподходящая кандидатура для поездки в Чечню». Постаревший Портос. Отвисший живот, вес за сто пятьдесят. Длинные седые волосы. Ни в один танк не влезет! При ходьбе у Вадика правая стопа уходит чуть в сторону. В прошлом году ногу сломал. Хромая Молния – это его прозвище на «Вестях».

Жду. Вадик приближается, щелчком стреляет сигареткой в сугроб и картинно протягивает мне руку. В ответ, неожиданно для самого себя говорю:

– Вадь, поехали со мной в Грозный.

– А поехали!


Январь 1995 года

– Ничего себе перемирие.

Как ухают взрывы, слышно даже сквозь броневые листы БТРа. Сержант открывает на ходу командирский люк. На улице темень. Мы втроем качаемся и подпрыгиваем в десантном отсеке. Мы – это я, Хромая Молния и звукооператор Серега Кукушкин, а проще Кук. Вот уже восемь часов мы едем из прифронтового Моздока в воюющий Грозный. А ведь еще утром были в Москве – иллюминация, елки новогодние, люди в нарядных костюмах. А тут БТР, БМП и угрюмые военные в грязно-зеленых «комках». Короткие фразы:

– Курить взял?

– Взял.

– Сухпай где?

– В машине.

Война все-таки началась. Пугали, пугали… Телевизор – как печка: один политик информационных дровишек подбросит, другой. Вот и загорелось. Теперь всем миром глядим, оторваться не можем. Кому нужна эта операция? Русским, ну, в смысле, всем тем, кто не живет в Грозном? Нет, точно нет. Чеченцам? А им зачем? Тогда кем и зачем написан этот увлекательный сценарий?

Едва мы появились на нашей военной базе в Моздоке, офицер пресс-центра группировки Андрей Антонов начинает торопить:

– Быстрее! В Грозный колонна уходит!

И вот сначала тесная КШМка. Четыре часа тряски. А потом машина ломается. Даже когда с дачи едешь, поломка в дороге вещь неприятная. Пускай даже где-то на Нижегородском шоссе. А тут Чечня. Три дня назад, ночью, по дороге в Грозный взвод пехоты пропал – три БМП. Отстали вот так, в темноте заблудились. Утром машины нашли сожженными. Людей убитыми.

Выпрыгиваем на дорогу. Темнеет. Одни. Впереди загорается огоньками населенный пункт. Вадик обеспокоен. Не тем, что в любой момент могут напасть и уши отрезать. Все гораздо серьезнее – он голоден.

– Может, давай по дворам. «Яйко! Млеко!»

– Ты что, с ума сошел! Это же дружественное село. Толстой Юрт, кажется…

Солдат циничное предложение Вадика не смущает. Они смеются. Пять минут – и нас догоняет очередная колонна. Сколько же техники в операции задействовано? Сколько сил? Нас цепляет «на галстук» проезжающий бензовоз и через полчаса мы оказываемся в огромном бивуаке российской армии. В лощине между селом и Ястребиной горой. Поле до горизонта. Много машин. Жирная грязь. «Уралы», «КамАЗы» утопают в ней по бампера. На перекрестке, посреди всей этой жижи, нелепо смотрится регулировщик. Он такой же чумазый, как все. Вот только белая портупея блестит поверх запачканного бушлата, белый шлем с аббревиатурой ВАИ и полосатый жезл в руке.