Ползут разведчики во вражьем стане.
Валежник хрустнет, вскрикнет птица вдруг,
А то прислушаться — так тихо станет,
Что под рубахой слышен сердца стук…
…Не новичок в разведке он — и к сроку
Придет назад, все вызнав о враге.
Светящуюся синюю дорогу
Показывает компас на руке…
И еще бормотал лейтенант прекрасные строки из поэмы Матусовского о эвенке, друге взводного:
И горе немцам в том болоте, когда он ходит в тишине.
И чтоб не ошибиться в счете, зарубки ставит на сосне.
Вот так, шагая в самом лучшем настроении и декламируя стихи, приближался Смолин к своим позициям.
Все знают, что разведчики — народ-дока, и уралец очень сконфузился, обнаружив на передовой совсем незнакомый полк.
Юный лейтенантик, совсем мальчоночка, никак не мог взять в толк, о чем его спрашивает неведомо откуда свалившийся в траншею офицер.
— Гвардейцы? Какие гвардейцы? Ах, те, которые здесь были? Вполне возможно, они куда-нибудь перебрались, такое случается на войне.
И пришлось тогда Смолину — это на своей-то передовой, политой его потом и кровью! — лезть в карман за документами.
И прочитав те документы, лейтенантишко вдруг все вспомнил и даже хлопнул себя ладошкой по лбу.
— Тьфу, память! Твоя дивизия, гвардеец, ушла на погрузку. Куда? У тебя есть карта? Тогда гляди. Вот сюда. Ну, ни пуха тебе, ни пера, приятель!
На взбудораженную железнодорожную станцию Смолин приковылял глубокой ночью. И наткнулся на него — лоб в лоб — Шота Мгеладзе и заорал на всю вселенную, чтоб перекрыть лязг и свист поездов:
— Ха, взводный явился! Радость какая!
В вагоне, когда уже колеса считали стык за стыком, шептали ему разведчики:
— Не иначе — на Сталинград, товарищ гвардии лейтенант. Там сейчас — гвоздь всей программы!
…Несется навстречу холодному осеннему рассвету на юг или запад состав красных солдатских теплушек. Свирепо свистит паровоз, проскакивая станции, станции, станции, и летят сотни человеческих судеб навстречу войне и неизвестности.
Нет, не об Ольге думает Смолин, не о родном городе — зачем зря мучить себя солдату? — не о любви и тишине мечтает лейтенант.
Мысленный взор его устремлен вперед — в пыль и огонь, в туман и кровь, в гром и визг неясного завтра.
И еще не знает Смолин, что дивизия мчится не в Сталинград, а к Тамбову, чтоб где-то в треугольнике Тамбов — Рассказово — Тригуляй стать костяком новой Второй Гвардейской армии; еще не ведает взводный, что, не допраздновав годовщины Октября, кинется армия по обмерзшим сталинградским степям навстречу генерал-фельдмаршалу Манштейну, преграждая ему путь к стиснутым в кольцо дивизиям Паулюса. И того, разумеется, не ведает он, что придется ему вести разведку и на земле Донбасса, и на кручах Карпат, и снова лежать в медсанбатах, и снова ползти вперед, и видеть над собой горящее небо Пруссии и черные купола рейхстага.
