Вера заходила в волнении по комнате: а что, если бандиты забрали у нее блокнот именно потому, что в него было внесено имя этой погибшей девушки? Значит ли это, что они как-то были связаны с нею или, не дай бог, причастны к ее гибели? Вере стало страшно. Она схватила свой телефон и отыскала оставшиеся в памяти телефоны тех пятерых людей, по которым звонила. По двум ей тогда не ответили (Галина и некая Яна), один раз трубку взяла девушка – Мария Синицына (сказала, что никакой Валентины Кузьминичны не знает), по четвертому номеру ей сообщили о смерти некоего Сергея Петрова. И наконец, по пятому номеру ответил мужчина, который тоже не был знаком с Кузьминичной. Сама еще не понимая, зачем это ей нужно, поддавшись порыву, Вера позвонила по одному из этих номеров, а затем, услышав сообщение о том, что абонент недоступен, набрала другой номер, третий, четвертый… И четыре раза получила одинаковый ответ – о недоступности абонента. Даже у ответившей ей в первый раз Марии Синицыной оказался отключен телефон. И если до этого Вере просто было страшно, то сейчас на нее накатил настоящий ужас: она вообразила себе, что всех этих людей постигла одна участь. Во что ее втянула Кузьминична?!
И только на пятый раз трубка наконец-то отозвалась живым голосом.
– Слушаю! – произнес тот мужчина, с которым Вера разговаривала в первый раз.
– Але? – вопрошал незнакомец, а она не знала, что ему ответить. Она была почти уверена в том, что и у этого абонента телефон окажется отключенным, и оказалась неготовой к разговору. Поэтому она нажала на кнопку отбоя и тихонечко положила мобильный на стол рядом с газетой.
Ух и страшный же сон ему привиделся! Будто умерла Марфа, похоронил он ее, а жена воскресла, пришла домой, стоит, будто живая, улыбается краешками рта.
– Что ж ты, милый, меня не пускаешь? Или не рад?
– Бог с тобой, Марфонька, как же не рад? Да разве так бывает, что покойная жена является сама?
– Замерзла я, милый, пусти отогреться.
Руки протягивает – холодные, будто изо льда. Коснулся их Иван и невольно отдернул ладони. А Марфа смотрит с упреком – обижена таким нерадостным приемом. Да все это от неожиданности. Дар речи потерял, увидев мертвую жену воскресшей.
– Устала я, пройдя такой путь. Далеко, темно, страшно… Пусти меня. Или уже не любишь?
Как не любит – сердце от горя разрывалось. Только какая-то Марфа не такая. Улыбается, а глаза смотрят цепко и холодно, словно вглядываются Ивану в саму душу.
