…На дымовых трубах, вздымающихся к небу правильными рядами, висят партизаны. По ним непрерывно стреляют ружья. Стреляют сами, без людей. Но не пули вылетают из стволов, а крупные капли воды, они стекают по его лицу. Теплые и соленые, как слезы. Он мертв, он знает, что мертв, но он думает: «Почему же винтовки плачут?..» Нет, это не слезы — это глаза! Черные, карие, голубые, зеленые — разные глаза висят в воздухе и смотрят на него. «Чьи они? Откуда их столько?..» А винтовки смеются, показывают зубы и хихикают, щелкая затворами… Вдруг налетела стая странных красных птиц — у них только крылья и клювы, они кинулись выклевывать глаза. Исклевали и бросились к повешенным партизанам и стали клевать им лица. «Товарищи, защищайте глаза! Глаза!» — кричит он, но голоса его не слышно. Он все сильней отбивается от птиц, все громче кричит. Напрасно — только воздух со свистом вырывается у него из горла. Он пытается отогнать птиц, эти клювы и крылья, но петля на его шее затягивается все туже…
Уча с криком вскочил и очнулся.
— Ох! Что это? — дрожа, простонал он и, обессиленный, снова упал возле огня. Сердце у него билось прерывисто и часто, как у мчащейся галопом лошади.
Огонь потух. Дымится, догорая, только небольшая головешка. Павле и Гвозден спят. Уча вздрогнул: страх, испытанный им во сне, был так силен, что, увидев спящих товарищей, он испугался. Уж не умерли ли они? Он начинает трясти Павле, но тот пробормотал что-то в тяжелом полусне и еще больше съежился и затих.
— Живы… Сон какой! Ужас! — негромко произнес Уча, и ему захотелось тут же все рассказать Павле.
Но, успокоившись немного и припомнив все, что случилось вечером и ночью, он словно ощутил укол в сердце: «Что это с нами! Как это могло случиться? Как мы могли поссориться?.. Каким образом?»
Размышляя о вчерашнем, он еще раз вспомнил свой разговор с Павле. Подавленный, он задумался. Ему было стыдно и неприятно, но что-то протестовало в нем против этого чувства. Он презирал раскаяние и угрызения совести и решил, что он просто устал и что у него болит голова просто потому, что он плохо спал. Прежде всего решил умыться и побриться. Встав, он сбросил шинель и куртку и вышел наружу. Здесь, не обращая внимания на мороз и ветер, он помахал раз десять руками, сделал несколько упражнений для ног и корпуса, потом разделся и обтерся снегом. Так он поступал каждое утро, не обращая внимания на непогоду. Десять лет делал он эту утреннюю гимнастику, обливался холодной водой и обтирался снегом. Перед войной он всегда первым начинал купаться в Мораве, а переставал последним; и крестьяне рассказывали, что он купается, загорая на льдинах, даже когда лед идет по реке. Возвращаясь к себе, командир заметил на дверях надпись: «Счастливого 1943 года!» — и грустно улыбнулся. Войдя в хижину, он приготовил прибор для бритья и начал бриться…
