— Отстань, а! — возмутился сержант. — Отвали от меня, я сказал!
Но бандит продолжал выть, его взгляд, увлажненный и переполненный ужасом, был обращен на растерявшегося Джавиева, будто от того зависела дальнейшая судьба несчастного наркоторговца.
— Хуль ты с ним возишься, Саня, — пухлощекий Алексеенко с размаху воткнул приклад автомата в побледневшее лицо боевика.
Тот протяжно взвизгнув, рухнул на пол, заливая кровью из сломанного носа лакированный паркет. За время потасовки майор Кононов не проронил ни слова. Теперь же, созерцая корчащегося от боли бандита, он одобрительно хмыкнул и в своей обычной манере мягко и бархатно произнес:
— Сержант Алексеенко, за проявленную находчивость и за способность адекватно действовать в экстремальной ситуации вам объявляется благодарность. А вам, товарищ и гражданин Джавиев, — майор нахмурился, отчего его будто вырубленное топором лицо стало воистину страшно, — будет выговор с занесением в личное дело. А если бы у него был нож? Мне бы пришлось отвечать за вашу глупую смерть, товарищ сержант.
Только сейчас Роберт сообразил, что эти два парня являются практикантами, может быть, даже — подрастающим поколением стражей. Хотя нет, вряд ли. Выправка не та.
В Советской Конфедерации каждый полноправный гражданин, вне зависимости от пола, обязан был проходить так называемые «трехлетние практики», к которым относились военная, медицинская, научная, трудовая и прочие службы. К слову сказать, рекрутам давалось право выбора. Можно было, например, разбить свою практику на три части и отслужить год в армии, год на каком‑нибудь заводе и год на научном предприятии, если конечно, имелось соответствующие образование. А можно было и вовсе отказаться от почетной обязанности, получить ограниченное гражданство и жить ничем не обремененным дальше. Однако таких находилось не так уж и много, ибо перед огром в Конфедерации оказывались закрытыми многие двери, а уж о продвижении по социальной лестнице и речи не могло быть.
— Так их же обыскали, — попытался оправдаться Джавиев, — оружия нет, чего боятся‑то?
— Товарищ сержант, — заметил майор, — я попросил бы вас не пререкаться со старшим по званию. Эти зверьки — хитрые твари, они оружие могут хоть в жопе у себя спрятать, если понадобится.
Раскрасневшийся Джавиев потупился, Алексеенко самодовольно ухмыльнулся, а офицер, поправив берет, сказал, будто пропел:
— Я так понимаю здесь остались только неграждане и нелегалы.
