Поэтому ставка России на договоренность с Европой, с выведением США за скобки процесса и фактическим принуждением их вписаться в новую систему, была верной. Дальнейшее зависело от европейских элит, которые были далеко не столь монолитны, как американские. Параллельно с евробюрократией, контролирующей руководящие структуры ЕС и ориентированной на США, существовали национальные политические элиты, ориентированные на интересы европейского бизнеса. Раскол между ними был в последние годы очевиден. Руководящие органы ЕС раз за разом принимали антироссийские решения, заявления и резолюции, максимально затрудняя экономическое сближение Москвы и Брюсселя. В то же время национальные правительства, как правило, оказывались более договороспособными.
Данное положение вещей объясняется тем, что евробюрократия, как любая бюрократия, является предельно консервативным и инерционным механизмом, в ее рамках политик превращается в функцию, лишаясь собственных взглядов и эмоций. Движению этого механизма личность не может противостоять, как не может человек противостоять движению толпы. Надо либо двигаться в одном с ней направлении, либо уходить на обочину, либо толпа тебя сомнет. Этот механизм долгие десятилетия настраивался на работу в режиме младшего партнера США, когда европейские структуры фактически дублировали решения Вашингтона. С одной стороны, это порождало интеграцию евробюрократии (по крайней мере, ее верхушки) в находящиеся под контролем США глобальные финансово-политические структуры. С другой стороны, личные политические карьеры десятилетиями выстраивались на основе лояльности системе, в которой США играли доминирующую роль. В качестве побочного эффекта это порождало еще и инфантилизм евробюрократии, не чувствовавшей ответственности за результаты своих решений, поскольку они только ретранслировали, технически и юридически оформляли в качестве официальной позиции Евросоюза волю США.
Ликвидация системы американского доминирования в Европе, даже в наиболее щадящей форме, ставила под удар политические, карьерные и финансовые интересы бюрократической верхушки ЕС. Поэтому ее представители инстинктивно занимали позицию сохранения трансатлантического единства. В данном случае, безотносительно к личным качествам отдельных персон, евробюрократия традиционно действовала как единый механизм.
В свою очередь, политические элиты стран ЕС, ориентирующиеся на интересы национального бизнеса, были неспособны выступать единым фронтом – хотя бы ввиду существования политических и экономических противоречий между различными государствами ЕС, при решении которых они также обращались к посредничеству центральных органов ЕС и к Вашингтону как к третейскому судье. В конечном итоге ключевая роль в определении позиции Евросоюза принадлежала двум силам:
