— Нужно, чтобы оно, кроме того, запылало одновременно, — вставил Эффенди.
— Так и будет. Я, Дадабай и Гаип Пансат пойдем отсюда на Наманган и дальше, Джаныбек поднимется в Оше, Алакул в Каратегине. Это будет огненное кольцо, так как между нашими большими кострами запылают сотни маленьких костров газавата. Велик аллах!.. Я отомщу неверным собакам за позор Кассан-Сая.
— Но пока мы должны накапливать и экономить силы, — напомнил Эффенди.
— Две недели я спокойно буду жить в Ренжите, — самоуверенно ответил Насырхан-Тюря. — Пока ГПУ разнюхает, пока Красная Армия выступит, мы уже будет готовы к боям.
В юрту вошел Атантай и, склонившись в поклоне, доложил Насырхану-Тюре:
— Все сделано, господин, как вы приказали. Лошади навьючены, джигиты готовы идти в поход.
Насырхан поднялся с места. Атантай, помогая ему надеть снаряжение, сказал:
— Пятеро, которых красные собаки ранили перед перевалом, не могут быть воинами. Трое из них уже слышат звук трубы Азраила, а двое, даже выздоровев, смогут только жрать. Воинами они не будут.
— Трех, которые очень плохи, отдать дехканам. Пусть похоронят их в своем кишлаке, как честных воинов газавата. А два остальные откуда?
— Один из Кассан-Сая, другой из Тюря-Кургана.
— Пусть возвращаются домой и передадут кассан-сайскому и тюря-курганскому муллам мое распоряжение: выслать взамен каждого из них по два джигита. Идем.
В сопровождении Эффенди, муллы Мадраима и Атантая Насырхан вышел из юрты и сел на подведенного ему коня. Атантай почтительно и осторожно подсадил его. Джигиты начали сворачивать юрту, а тем временем Насырхан-Тюря со своей свитой подъехал к толпе дехкан. Увидев подъезжающего главаря газавата, дехкане покорно опустились на колени.
— Мусульмане! — обратился Насырхан-Тюря к толпе. — На вас еще не обрушилась десница воинов газавата, но вы уже почувствовали, что она может жестоко карать тех, кто нерадив в вере, кто не будет поддерживать нашего святого дела. Вчера вы непочтительно отказались выполнять требования моего уважаемого друга Истамбека, не дали джигитов в мое войско, и в наказание вас привели сюда. Ваш кишлак еще не сожжен. Жены и дочери еще не обесчещены, они еще не познали ярость воинов газавата? Ваши дети еще смеются, а не плачут кровавыми слезами?
По коленопреклоненной толпе пронесся вопль ужаса. Дехкане на коленях поползли к Насырхану-Тюре, начали целовать стремена и полы его халата:
— Смилуйся!.. Мы будем покорными!.. Не жги кишлак!.. Не мучь детишек!..
