Беседа наша затянулась заполночь. Неожиданное в провинциальной глуши во время сухого закона тонкое французское вино не иссякало.
Потом я провожал Принцессу. В коридоре было темно, я нес свечу. Принцесса отворила дверь своей комнаты, я ожидал в коридоре, пока она зажжет у себя лампу. Зажгла, вышла ко мне, я пожелал ей спокойной ночи, поцеловал руку на прощание, повернулся и пошел к себе.
– Антон Степанович, подождите, – остановила она меня, – мне страшно.
Я обернулся, приблизился.
– Я сегодня к вам приду, – сказала она. – Мне очень страшно…
Я молчал, сердце громко колотилось, мелькнула догадка, что она его слышит. Вдруг заметил, что она ниже меня ростом. Прежде как будто не замечал. Сквозняк колыхал пламя свечи, и сумасшедшие блестки скакали в ее поднятых ко мне широко раскрытых глазах.
– Меня к вам влечет. И я вижу, что вас ко мне тоже, этого вам не скрыть, как бы вы ни старались.
И еще я вижу, что вас останавливает мой статус, мое положение. Будь я простой женщиной, вы давно бы сделали меня своей любовницей, ведь так? Отвечайте-ка!
Я мялся и пожимал плечами.
– Не хотите отвечать? Ладно. Всё равно. Я решила, догадалась, что должна сделать первый шаг сама. И вот, – она обняла меня за шею, прижалась ко мне и поцеловала в губы, поцелуй был долгим, а потом она спросила: – Так вы будете меня ждать?
– Да.
И я ждал, и она ко мне пришла.
Никита Селянин
– И я ждал, и она ко мне пришла, – сказала Надя, протянула мне мою папку и уселась передо мной. В ее темных очках отражались яркие прямоугольники окон.
Встретились мы в кафе киностудии. Здесь слегка пахло кофе и хлоркой, поблескивал влажный каменный пол, только что протертый мокрой тряпкой. Прежде, когда я работал с Надей, заходил сюда часто. Тогда тут было тесно, шумно, дымно, голоса сливались в один ровный гул, из которого только иногда вырывался рев кофемолки или громкий девичий смех. Прошло несколько лет, и теперь кафе оказалось почти пустым. В одном углу некто невнятный в сером комбинезоне и с серой же бородой запивал здешним жидким кофе свой бутерброд, принесенный в пакетике из дома, в другом – длинноволосый парнишка потихоньку прихлебывал из банки, изредка перемежая глоток пива неторопливой сигаретной затяжкой. В прозрачном резком воздухе разносился мучительно громкий и невнятный рекламный восторг радиобарышни. Похоже, что здешний буфетчик, тоскуя по прежним временам, не выносил тишины.
– Анвар, заткни это чертово радио! – крикнула Надя.
