Коля громко обличал пороки местных капиталистов еще пару раз. Особую ненависть он почему-то выказывал в отношении дома Подлубняка. Наверное, борца за социальное равенство до невозможности раздражала дорогостоящая крыша из настоящей черепицы. Я уже перестала дергаться во время этих ораторских упражнений и воспринимала нетрезвого мужика как часть сельского пейзажа.
С женой правдоискателя мне тоже довелось познакомиться. На второй вечер моего пребывания в Петушках Зойка взяла чистую банку и объявила, что мы идем за молоком. Колина семья жила на самом краю улицы Социалистической. Дом их знавал лучшие времена, изгородь, как и положено, была развалена. Главным богатством немалого семейства являлась корова Рыжуха. Действительно рыжей масти, круторогая, она выделялась на фоне своих мычащих товарок ухоженным видом и огромным выменем, которое гордо волокла каждый вечер с пастбища, оставляя на сельской дороге сочные запашистые лепешки навоза.
Жена местного революционера Люся, судя по внешнему виду, тоже знавала лучшие времена, но недолго. Природная миловидность, которая проглядывала в живых голубых глазах, и некогда стройная фигура были истреблены в неравной борьбе с судьбой и пьяницей-мужем за более-менее сносное существование семьи и четверых детей.
Рыжуха кормила всех и приносила своей хозяйке живые деньги. Люся и корова работали в режиме маленького пищевого комбината, производя разнообразную молочную продукцию вплоть до собственного домашнего сыра.
Когда постоянные клиенты приходили после вечерней дойки за парным молоком, Коля, если не был пьян, хоронился в глубине сарая, стараясь никому не попадаться на глаза. Люся смущенно улыбалась:
— Стесняется. Опять вчера шумел. Беда мне с ним. Он, когда трезвый, мужик неплохой. И руки золотые. Любую технику починить может: хоть мотоцикл, хоть трактор.
Зойка недоверчиво слушала оправдания хозяйки, но молчала, терпеливо пережидая, пока та нальет через марлевый лоскуток полную банку. Молоко поднималось в узком горлышке кружевной сливочной шапкой.
— Вот бабы дуры! — возмущалась подруга всю обратную дорогу. — Руки золотые! А забор совсем повалился. Ни на одной работе больше трех месяцев не задерживается. Хороший, видите ли, когда трезвый. А когда он трезвый? Никогда! — ожесточенно выносила она приговор несчастному Коле.
А молоко и вправду было на редкость вкусным. Уж какие такие травки выбирала умная Рыжуха на солнечных полянах, но утром в кружке с холодным молоком отстаивалось на три пальца сливок. Кстати, сливки мы тоже покупали. Это было удивительное лакомство. Они текли только первые два часа после сепарации, а потом застывали нежнейшим натуральным кремом, так что есть их можно было лишь ложкой. Что я и делала с превеликим удовольствием, начисто забыв о лишних калориях и вредном холестерине.
